Чтобы помнили

Материал из энциклопедии "Вики-Поляны"
Версия от 16:25, 31 мая 2016; Admin (обсуждение | вклад)

(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к: навигация, поиск
tux
Это первоисточник, защищённый от правок.

"Я остаюсь в Вятских Полянах"

3 марта 2006 года тысячи людей почувствовали себя осиротевшими. Ушел из жизни замечательный человек, Герой Социалистического Труда, почетный гражданин Кировской области, города Вятские Поляны и района, бывший генеральный директор Вятскополянского машиностроительного завода "Молот" Федор Иванович Трещев. Он не дожил до своего 85-летия немного - 21 июля его бы отмечала вся область.

В цветах утопает его могила на Советском кладбище, а душа его по-прежнему остается с любимым городом, который он строил, с которым мужал.

И где еще найдешь такие
Березы, как в моем краю!
Я б сдох, как пес, от ностальгии
В любом кокосовом раю...

Эти знаменитые стихи поэта-фронтовика Павла Когана, услышанные Федором Ивановичем однажды со сцены родного Дворца культуры, были очень созвучны его настроению. "Что бы ни случилось, душой я останусь в Вятских Полянах!" - говорил он при случае. Так сказал и в своем последнем интервью "Вятскому краю", которое дал за день до того, как коварная болезнь подкосила его. Уходил в больницу с надеждой, что непременно справится с недугом, как бывало не раз. Так неистово, по-мужски сильно любил он жизнь, что и мысли не допускал о скорой смерти. Но сердце не выдержало, остановилось.

Федор Иванович прожил большую, очень яркую жизнь. 55 лет отдал он оборонной промышленности, из них 41 год руководил Вятскополянским машиностроительным заводом, на котором начинал мастером на участке, где изготавливались знаменитые автоматы ППШ. Соседка моя, Мария Александровна Саламатова, услышав о смерти Федора Ивановича, заплакала:

- Я же с ним работала в войну. Прибежит, помню, к нам на участок: "Девочки, - скажет на ходу, - фронт не ждет! Вы уж не подведите!" Набьет карманы деталями и бегом в другой цех.

- Почему в карманы-то? - спросила я недоуменно.

- Так ведь ящиков тогда не было. А как работали! Завод эвакуировали из Загорска в ноябре сорок первого, а уже в декабре - через месяц! - мы отправили первую партию автоматов на фронт под Москву. Выходит, и мы матушку Белокаменную спасали! - заключила Мария Александровна.

А однажды Федор всех удивил своим поступком. Станочница Валя Чернышова, совсем еще девчонка, потеряла хлебную карточку, выданную на месяц. Это было равноценно гибели от голодной смерти. Зимой даже картошку было непросто купить, все жили впроголодь. Но Федор, не раздумывая, отдал девчонке свою карточку. Как он, 20-летний паренек, жил месяц, одному Богу известно. А Валентина потом всю жизнь с благодарностью вспоминала этот случай.

После войны завод с энтузиазмом принялся выпускать патефоны. Да так ударно люди работали, еще с военным запалом, что вскоре затоварили этой мирной продукцией все базы и склады страны. Завод встал, люди остались без работы, без средств к существованию. В невеселую "патефонную" пору Федор Иванович работал на Тульском оружейном заводе парторгом ЦК КПСС, к слову, там ему была присуждена Государственная премия СССР.

И это он, вернувшись в 1955 году в Вятские Поляны уже в должности директора, вывел предприятие из тяжелейшего финансового и экономического кризиса. Это под его руководством завод первым в стране освоил выпуск мотороллера, совершенно нового типа мототехники в те годы. И Трещев сам, просто по-мальчишески озорно, на своих плечах внес опытный экземпляр в кабинет министра Дмитрия Устинова: "Вот, не верили, а мы смогли!" А потом на глазах восторженной толпы зевак - мотороллер москвичи видели впервые! - прокатился на нем во дворе Министерства оборонной промышленности. И получил от министра добро на серийное производство. Трудно даже представить, с какими гигантскими объемами производства легко справлялся завод - до 300 тысяч боковых прицепов к мотоциклам, 120 тысяч легковых мотороллеров в год сходили с его конвейеров. А параллельно мототехнике успешно осваивались и десятки других видов изделий.

Он любил быть первым. И умел. Он по жизни был харизматичен, как и подобает настоящему лидеру. И эта харизматичность помогала много добиваться. Если оборудование в цехах, то самое современное. Если пионерский лагерь, то самый замечательный. Если теплица для заводской столовой, то не только огуречно-помидорная, а с лимонами, мандаринами и розами. Если больница для заводчан, то оснащенная самым современным медицинским оборудованием, в которой работают специалисты, освоившие "высший пилотаж" в своем деле. Если площадь, обязательно с каскадом цветомузыкальных фонтанов. Если стадион, то огромный, с катком, трибунами, спортивным залом, лучшей футбольной командой области, самой смелой и быстрой командой мотогонщиков. Если Дворец культуры, непременно лучший в России, сам выбирал кирпич в Эстонии. Если дом ветеранов для заводчан, то самый оригинальный по проекту и непременно с подключением к местному целебному источнику минеральной воды. Можно бесконечно продолжать список добрых дел, предваряя их словами "первое" или "впервые".

Высокий, ладный, красивый черноволосый богатырь с обаятельной улыбкой. В нем было все: искрящаяся задорная молодость, хитрость и милое плутовство, а самое главное - высокопрофессиональное владение всеми тонкостями своего дела. Недаром о нем говорили: "Он наш, народный директор!"

Да и в личной жизни он был очень счастливым человеком. В жены выбрал первую красавицу в округе. Но Галина Арсеньевна не спешила за видного парня замуж. Она тоже была личностью с характером. "Женись, вон сколько девчонок, а мне учиться надо!" И уехала в Ленинград. И Федор терпеливо ждал ее четыре года. Даже стихи писал своей любимой. А однажды, идя за отправляющимся поездом, сунул ей в руку пластинку с выгравированным на ней длинным стихотворением и фотографией любимой.

На перроне родного города
Мы надолго расстались с тобой.
И колеса скорого поезда
Унесли мой сердечный покой... 

Помню, во время одной из наших бесед втроем Галина Арсеньевна, усмехнувшись, сказала: "Ну, какая там любовь! Он ведь даже детей редко мог видеть. Работа, работа - вот его любовь". Федор Иванович не сказал на это ни да, ни нет, но я-то видела, с какой нежностью смотрел он на жену, как по-доброму заискрились глаза на ее ироничное "ну, какая там любовь!".

"Я грешен перед Галиной Арсеньевной, - признался он как-то, - мало уделял ей внимания. Но с ней я счастлив и благодарен ей безмерно за то, что она не только замечательная жена, мать, но и прекрасный специалист, руководитель отдела и мой незаменимый помощник в самых сложных ситуациях".

- Мы познакомились на пикнике на берегу Вятки, - напомнила при той нашей беседе Галина Арсеньевна. - Знаете, у спасательной станции есть замечательный крутояр, откуда все левобережье как на ладони? Красивейшее место! Мы отдыхали с друзьями, а он меня и заметил в компании. С тех пор каждый раз, когда мы проезжаем с детьми на катере мимо крутояра, он заставляет всех встать и поклониться этому месту.

- Ну вот, а вы говорите, какая любовь!.. - смеюсь я. И Федор Иванович лукаво смотрит на жену и улыбается.

- Для него завод дороже всего был, - глянув на мужа, замечает Галина Арсеньевна. - Я понимала это и жертвовала многим. Если у мужчины есть дело, он должен отдавать себя ему безраздельно. Помню, Саша родился, а на заводе ситуация сложнейшая. Я в это время осунулась, похудела, но никогда никому ни на что не пожаловалась. Я всегда считала, если женщина вышла замуж, то она должна уметь справляться с трудностями.

А как Трещев любил праздники! Это он дал добро заводскому празднику Труда, на котором от всей души чествовали лучших людей завода, где выступали с концертами самые знаменитые эстрадные исполнители. Почти тридцать лет проводились эти поистине грандиозные и самые любимые горожанами торжества. Ушел Федор Иванович на заслуженный отдых - причем уже в 75 лет! - и вместе с ним постепенно канули в небытие многие традиционные праздники и мероприятия. Ну не было после него человека столь мощной силы духа, таланта, обаяния и жизнелюбия. Влияние, воздействие его личности на людей было просто магическим. Он умел убеждать своим примером, поступком, просто словом, хотя красноречивым оратором никогда не был.

Федор Иванович тяжело расставался с заводом, уходя на пенсию. На протяжении еще нескольких лет вставал спозаранок и шел на завод, который долгие голы был ему родным домом. Шел, как всегда, на работу. А у проходной с горечью и болью сознавал: ему уже никуда не надо спешить.

И все же он продолжал служить людям. В пору директорства Федора Ивановича дважды избирали депутатом Верховного Совета РСФСР, многократно был депутатом областного Совета и до последних дней - депутатом городской думы. "Я живу для людей", - говорил он, и не было в этих словах даже тени лукавства. - Так хочется еще пожить, - говорил он во время нашей последней беседы, - но только не теряя работоспособности.

* * *

- Вы так много успели в своей жизни, Федор Иванович, что хватило бы не на одну жизнь. О чем еще можно мечтать?

- Спортивный комплекс с бассейном, саунами не успел построить. Перестройка все планы нарушила. А ведь я обещал его молодежи еще на последней комсомольской конференции. Практически уже и проект был готов...

- Вы очень обижены на перемены в стране?

- Да, пожалуй, нет. Я ведь не из тех, кто зубами держится за старое. Никогда не боялся новых шагов, новых идей. Но перестраивать страну надо было с ясной головой.

- Завод в Вашу бытность по праву называли бриллиантом в короне российской "оборонки". А нынче от былой славы одни воспоминания. Больно?

- Очень, очень и очень. Но давайте об этом не станем говорить. Что толку?

- Ваши дети живут в Москве, Ваши любимые внучата и правнучек тоже там. Почему Вы не уехали в столицу?

- Да как можно?! Это же моя земля. Когда я еще работал, министр нашей промышленности Павел Финогенов предлагал мне квартиру на выбор в любом городе страны. Будешь, говорил, на пенсии по театрам ходить с внуками. Я отказался, а он послал меня по-мужски куда подальше. Как я мог бросить свой город, завод, людей, с которыми всю войну хлеба краюшку делил пополам, Победу ковал и отмечал ее со слезами на глазах в мае сорок пятого.

- А как отмечали?

- Да по баночке выпили, - засмеялся Федор Иванович.- Ребята на станке выточили такие маленькие штуки из металла, мы их баночками до сих пор и зовем. Там водочки-то всего по 25 граммов! А традиция в День Победы так и осталась. По баночке, по баночке!

- Вам довелось работать с Макаровым, знаменитым автором пистолета, который по сей день стоит на вооружении. Каким он был человеком?

- Мне везло на великих людей. В сорок первом году в Загорск, где я работал, приехал Коля Макаров, ему тогда было 43 - 44 года. Мы жили с ним в одной комнате. Удивительно прост в общении, открыт. Всегда интересовался нашей работой, помогал нам. У него было потрясающее качество - легко знакомиться с людьми. Подойдет, спросит, как идут дела, чем помочь. Тогда еще пистолета-пулемета Шпагина не было, все только начиналось. Однажды всех мастеров и начальников цехов срочно вызвали к директору завода. Кажется, шел сентябрь сорок первого. Оказалось, на завод приехал сам Берия.

Я только потом, после совещания, узнал, что это был именно он. Берия выступил очень коротко: поставил задачу выдать 50 деталей спецзаказа в месяц. Кто сделает, тому премия размером в оклад. А мы, молодые мастера, получали тогда 850 рублей в месяц. Конечно, взялись за работу с энтузиазмом. Из цехов не выходили. Я свою работу выполнил в числе первых. Успешно прошел ОТК. Выдали мне деньги и еще отметили недельным отпуском в Тулу. Главный инженер Михаил Николаевич Петров сказал: "Отвези посылку моим в Тулу". Там я впервые попал под бомбежку. В Туле произошла и моя последняя встреча с братом, он учился в авиатехническом училище. Я приехал к нему, а меня какие-то там технари приняли за шпиона, даже хотели посадить. Да у меня, к счастью, с собой оказалась бумажка, что я работник оборонного предприятия. Пообщались с братом часа полтора. Потом с фронта получил от него два письма, а третьим пришло извещение, что он убит под Сталинградом... Отец воевал до конца войны.

- А самые яркие впечатления о Шпагине, авторе ППШ?

- О Георгии Семеновиче можно часами говорить. Он был очень яркой личностью. Плотный, коренастый мужчина. Очень интеллигентный. Говорил мягко, вежливо. Подойдет, бывало, спросит: "Что, не идет деталь? А давай-ка я тебе помогу". Засучит рукава и давай подправлять. А потом подскажет: "Вот так, миленький, надо!" Миленький - это было его любимое словечко. Он был настоящим самородком, талантливейшим мастером своего дела.

- Вы как Наполеон Бонапарт, почти всех на заводе знали по именам, со многими здоровались за руку. С кем сегодня хотели бы выпить за дружбу по баночке?

- Коллектив на заводе жил одной семьей, заводчане в городе были элитой. С удовольствием бы посидел за одним столом с рабочими, асами своего дела, Волкотрубом, Филатовым, Фроловым, Милевским, со строителями Ходячих, Вершининым... Жаль, иных уж нет с нами. А какие были ребята! Поручишь дело, из цеха не уйдут, пока не сделают. А лучше друга, чем Алексей Иванович Скурихин, у меня не было. Он был директором Краснополянского домостроительного комбината, честнейший человек. Расскажешь ему о своей беде, он о своей - и на душе становилось легче... Мы никогда не предавали свою дружбу. Хороших, очень честных и чистых людей вокруг меня было всегда много, поэтому мне легко удавалось решать, казалось бы, самые сложнейшие задачи, которые ставились перед заводом. Я им благодарен до глубины души.

- Как Вы восприняли весть о том, что награждены Звездой Героя?

- Прозвенел телефонный звонок дома, и голос в трубке... Я был потрясен. Мы обнялись с Галиной и заплакали, без слов... Я к этой награде шел долго. Но дорога - это хорошо. Это жизнь. Это долгая дорога...


Альфинур ГИЛЬМУТДИНОВА.
"Вятский край" 11 марта 2006 г.