Обелиск у дороги

Эта статья авторская и защищена от правок, но можно оставить комментарий на странице обсуждения.

Когда едешь из Муркозь-Омги в Старую Казанку, справа у дороги видишь обнесённый палисадником небольшой обелиск. Это памятник, установленный муркозь-омгинцами 17 бойцам, павшим смертью храбрых в боях с колчаковцами в период гражданской войны.

Свидетелями событий тех далёких лет были в Старой Казанке 15-летние юноши Иван Пастухов. Николай Шамшурин и Иван Суханов. В настоящее время в живых остался лишь Иван Филимонович Суханов. Иван Петрович Пастухов умер в г. Сарапуле, Николай Яковлевич Шамшурин погиб на фронте в Отечественную войну 1941-1945 годов. И.Ф. Суханов сейчас пенсионер, живёт с супругой Александрой Федоровной в родной деревне.

Иван Филимонович помнит все детали нашествия колчаковцев, и их панического бегства от угрозы красных штыков.

Весной 1919 года в Старой Казанке и окрестных деревнях разместилась пехотная красноармейская часть. Три солдата расквартировались в просторном крестьянском доме Сухановых. Глава семьи рано овдовел, перебивался с хлеба на квас с семью ребятишками. Старший сын Иван быстро освоился с красноармейцами. Особенно тянулся он к светловолосому гармонисту Лукояну. По вечерам на завалинку дома Сухановых собиралась, почитай, вся деревня. Лукоян разводил меха, другой боец брал в руки деревянные ложки, третий прислонял к губам расчёску с папиросной бумагой. Самодеятельные музыканты открывали разудалую русскую с таким темпераментом, что в пляс пускались нередко наравне с молодыми и сельчане более зрелого возраста.

Ваня Суханов всегда садился рядом с Лукояном, следил за быстрым перебором пальцев гармониста, ловил слухом каждый звук и забывал в это время всё на свете.

Когда над деревней спускались неторопливые весенние сумерки, Лукоян застегивал на гармошке ремешки и, вставая, брал её подмышку, говоря: - Не пора ли, не пора, то что делали мы вчера?

Ваня Суханов знал, что пришла пора ужинать. Он брался за ведро и отправлялся на колодец деревни, где дымила под старой черёмухой красноармейская походная кухня.

- На троих, - говорил подросток знакомому повару. Пожилой солдат улыбался в поседевшие усы. Зная многодетную семью Филимона, каждый раз наполнял принесённую посуду доверху. Это было кстати. Наваристые щи перемешивались с ароматом отцветавшей черемухи, вызывали у Вани и без того хороший аппетит.

После ужина отец сказал Ване: - На красноармейский каравай всё время рот не разевай. Завтра на зорьке на рыбалку сходим, ухи наварим.

Ваня побежал к своим сверстникам Ване Пастухову и Коле Шамшурину. Они мигом собрали нехитрые снасти, забрались на сеновал, укрылись дырявым овчинным тулупом и сразу уснули.

Мальчишки проснулись от резких винтовочных выстрелов. В огородах застрочил пулемет. Это дали ответный огонь красноармейцы. В деревню вступили колчаковцы.

Бой завязался с новой силой на поле у большой березы. Гармонист Лукоян на прощание протянул Ване Суханову небольшой свёрток. В нём оказалось бельё, ремень со звездой на пряжке и гимнастёрка. По тем временам для сельского подростка это было целое достояние. Но радость мальчишки омрачало наступление белогвардейцев, от которых добра не приходилось ждать.

Когда Ваня под покровом ночи вернулся в деревню, дома, без огня, забившись на полати, плакали его младшие братишки и сестрёнки. Отца увели колчаковцы. Голодные, испуганные ребятишки прокоротали ночь в избе, а утром гурьбой пошли к дому С. М. Суханова, в котором размещался штаб белых. Семеро оборванных, непричёсанных малышей подняли такой истошный вой, а невиновность их отца была настолько очевидной, что офицер в конце концов был вынужден отдать приказ выпустить Филимона из каталажки.

Дома отец рассказал старшему сыну, что произошло вчера. В его отсутствие беляки обшарили весь дом, нашли свёрток, подаренный красноармейцем Лукояном Ване. Отца арестовали, повели к офицеру. Тот угрожал расстрелом.

В этот же день вездесущие деревенские ребятишки разнесли по деревне ещё одну весть. Белые в своём штабе пытали местную учительницу. Офицер спрашивал:

- Сколько тебе лет?
- Двадцать два, - отвечала учительница.
- Родом откуда?
- Из Малмыжа.
- Большевичка?
- Да, - гордо подняв голову, отвечала учительница.

На казнь коммунистки колчаковцы согнали всех жителей деревни. Измученную, избитую, полуголую вывели её из амбара на улицу и под конвоем увели за околицу. Метров за триста от деревни офицер скомандовал: - Стой!

Два солдата взяли сабли на изготовку. Офицер повёл мутными глазами по толпе, повернулся к своей жертве, поднял вверх руку, гаркнул: - Руби!..

Толпа тяжело застонала, запричитали женщины.

К Карпиному логу белогвардейцы вели мужчину. В нём сельчане узнали ново-казанского лесника Егора. Его так же зарубили саблями…

Возмездие - пришло. И скоро. Из-за реки Вятки ударила пушки. Артиллерийская канонада отчётливо донеслась до Старой Казанки. Колчаковцы бежали без оглядки.

На поле боя остались убитые. Колчаковцы красных бойцов хоронить не стали. Они сняли с красноармейцев верхнее обмундирование, оставив трупы в нижнем белье. Инициативу захоронения взял на свой риск сорокалетний деревенский мужик Федор Васильевич Просвирнин. Ему помогали Григорий Федорович Шамшурин и Ваня Суханов. Втроём они вырыли братскую могилу, свезли в неё 17 бойцов, сняли шапки у выросшего холма, поклонились.

Уже при Советской власти, после победы колхозного строя, Иван Филимонович Суханов указал место, где покоится прах людей, отдавших свою жизнь за торжество социалистической революции. Здесь был установлен памятник. Но не каждый проезжающий мимо могилы у дороги знает, кто в ней лежит.

Могила у дороги… Припорошен снегом обелиск, кружит позёмка. Под пуховым снежным одеялом вечным сном спят павшие в боях за Советскую власть красноармейцы. Близко к могиле подступили молодые берёзки. Они стоят словно в карауле, охраняя покой геройски погибших бойцов.

Источник

• Обелиск у дороги. - «Удмуртская правда» № 28, 9 февраля 1970 г.