Просмотр исходного текста страницы Воспоминания ГИ Овчинникова

{{memorat}}
<center>[[Овчинников, Георгий Иванович|Г.И. Овчинников]] <br>'''НА УРАЛЕ'''</center>
<br clear="all">
В первых числах марта 1919 года колчаковская Сибирская армия под командованием генерала [[Гайда, Радола|Гайды]] прорвала наш фронт в районе города Осы (примерно в 100 километрах юго-западнее Перми) на стыке 2-й и 3-й армий. Штаб [[21 стрелковая дивизия 2 армии Восточного фронта|21-й дивизии]], которой я командовал, находился в Осе. Под сильными ударами противника мы вынуждены были отходить на запад, неся большие потери. 

Войдя в город Воткинск, я и комиссар дивизии старый большевик Лиде сразу же отправились в штаб [[7 стрелковая дивизия 2 армии Восточного фронта|7-й дивизии]]. Нам надо было организовать с нею взаимодействие. На наш вопрос, где обороняются части соединения, начальник дивизии бывший царский генерал Романов ответил: 

:— Это вас не касается, здесь мой фронт. 

Тогда Лиде попросил вызвать комиссара дивизии. Романов сказал, что комиссар уехал и начальника политотдела тоже нет. Во время нашего разговора с Романовым в комнату, в которой мы находились, несколько раз входили какие-то военные, судя по виду старые офицеры, и недобро посматривали на нас. 

Почувствовав, что в штабе 7-й дивизии что-то неладно, мы быстро ушли. Не успели вернуться к себе, как услышали стрельбу севернее города, а затем и в самом городе. В сопровождении сотни конных разведчиков я бросился к штабу 7-й дивизии. Нас встретили пулеметным огнем. Романов и его штаб изменили Советской власти, открыли фронт севернее Воткинска. 

Пришлось оставить город. Случилось это вечером. А утром мы попытались восстановить положение. Но белогвардейцы за ночь укрепились, и отбить Воткинск нам не удалось. 

Вскоре колчаковцы охватили наши части почти со всех сторон. Неперерезанной осталась только одна дорога, но и она простреливалась. 

Отход дивизии прикрывала пулеметная команда Костромского полка. 

Наконец закрепились западнее Ижевска. Упорные бои не прекращались. 

В середине апреля к нам попала копия приказа, изданного соседней дивизией. В нем говорилось, что ввиду тяжелого положения в центре и на южном крыле Восточного фронта 28-я дивизия и вся 2-я армия должны немедленно отступить к Волге, делая в сутки по 20—30 верст. Я усомнился в подлинности документа и немедленно связался по телеграфу с командующим 2-й армией [[Шорин, Василий Иванович|В.И. Шориным]], находившимся в Вятских Полянах. Между нами произошел такой разговор: 

:Я: Мною получен текст приказа по 28-й дивизии об отходе ее к Волге. В чем дело? 
:Шорин: Такого приказа не было... Скажите, Овчинников, где мы с вами виделись в последний раз? 
:Я: В Осе. 
:Шорин: У кого? 
:Я: Мы обедали на квартире у старушки, вдовы одного из участников обороны Порт-Артура. 
:Шорин: Кто у вас комиссар? 
:Я: Лиде Адольф Михайлович. 
:Шорин: Позовите его к аппарату. 

Лишь убедившись, что с ним действительно говорит начдив 21 Овчинников и комиссар Лиде, Шорин снова сказал, что никакого распоряжения отходить за Волгу не было и что он немедленно проверит, откуда взялась такая копия. 

Вскоре нам стало известно, что колчаковцы, подключившись к проводу, соединявшему штаб 2-й армии с 28-й дивизией, передали ложный приказ. В штабе [[28 стрелковая дивизия 2 армии Восточного фронта|28-й дивизии]] его приняли за чистую монету и отдали свой приказ на отход. К счастью, части еще не успели его выполнить. 

Ожесточенные бои продолжались до конца апреля. В первых числах мая мы отошли за реку Вятку. 

Рано утром 14 мая 1919 года меня разбудил дежурный по штабу дивизии и сообщил, что на проводе командир 1-й бригады Воробьев<ref>Воробьёв на тот момент командовал 181-м Бирским полком. Командиром 1-й бригады 21-й дивизии был Гейтц.</ref>, срочно требует к телефону начдива. 

Слышу торопливый голос: 

:— Белые ночью под покровом тумана переправились на лодках через Вятку в районе села [[Гоньба]], сбили наши посты и продвигаются в глубь обороны. Какие будут распоряжения?<ref>Село [[Гоньба]] расположено на [[Почтовые тракты в Малмыжском уезде|Старом Московском тракте]], примерно в 35 километрах от города [[Малмыж]]а. Через реку Вятку переправились [[16-й Ишимский Сибирский стрелковый полк|16-й Ишимский]] и [[13-й Омский Сибирский стрелковый полк|15-й Омский]] белогвардейские полки из [[4-я Сибирская стрелковая дивизия|4-й дивизии]] генерала [[Смолин, Иннокентий Семёнович|Смолина]]. Это произошло на стыке 1-й (61-й) и 2-й (62-й) бригад дивизии, каждая из которых занимала фронт около 100 километров. Полки 3-й бригады были влиты в 1-ю и 2-ю. Дивизия в то время имела всего 3 тысячи штыков и сабель. </ref> 

Отдаю приказ: 

:— Держать оборону по реке южнее прорыва, не дать колчаковцам возможность установить постоянную переправу, сосредоточить силы для удара по противнику, отрезав его от реки. 

Меня больше всего беспокоило, что белогвардейцы используют захваченные плоты и успеют переправить на наш берег новые части пехоты и артиллерии. 

Я и Лиде выехали в штаб 2-й бригады. С нами были ординарцы и взвод конных разведчиков. Большую часть дороги шли на рысях. Я волновался. Лиде внешне был совершенно спокоен. Как сейчас, помню его сосредоточенное волевое лицо, крепкую, коренастую фигуру. К тому времени комиссар уже хорошо ездил верхом. Мы долго молчали, обдумывая положение. Лиде заговорил первым. Голос у него был громкий, произношение — с небольшим латышским акцентом. Он изложил план политической подготовки операции. 

В штабе соединения мы отдали приказания, каждый по своей линии: я командиру, он комиссару. После этого Лиде направился в 1-ю бригаду, а я — в Малмыж, в штаб дивизии, чтобы собрать силы для помощи бригадам, поскорее подбросить им артиллерию. 

Подготовка велась весь вечер и всю ночь. Комиссары, политработники, рядовые члены партии проводили во взводах, ротах, командах беседы. Они разъясняли красноармейцам, что южнее Камы части Красной Армии под командованием Фрунзе гонят колчаковцев. Но форсировавшие реку Вятку подразделения белых могли обеспечить переправу основным силам Сибирской армии генерала Гайды. Ударив во фланг нашим войскам, колчаковцы имели бы возможность сорвать наступление Восточного фронта<ref>Штабу дивизии стало известно, что к месту белогвардейского прорыва Гайда приказал направить штурмовую бригаду полковника Казагранди.</ref>. 

Наступление началось рано утром 15 мая. К тому времени [[Белый плацдарм на правом берегу Вятки|плацдарм, занятый белогвардейцами]], составлял около 25 километров в ширину и 20 — в глубину. (Врагу так и не удалось навести переправу.) Обе наши бригады ударили одновременно. Они отрезали противника от реки. Артиллерия открыла огонь по противоположному берегу, не давая неприятелю возможности перебросить на плацдарм подкрепления. Во вражеском стане началась паника. Колчаковцы попытались спастись бегством, но большинство их (особенно из Ишимского полка) погибло в реке. Наступавшие части взяли в плен несколько сот человек, захватили много винтовок и пулеметов. Часть неприятельских солдат добровольно перешла на сторону советских войск. В подразделения вступили многие местные жители, особенно татары, над которыми более всего глумились колчаковцы. 

Так 21-я дивизия ликвидировала опасный прорыв противника, грозивший большими неприятностями не только 2-й армии, но и всему Восточному фронту. 

Вскоре войска 2-й армии перешли в решительное наступление. Вначале колчаковцы оказывали большое сопротивление. Чтобы замедлить продвижение наших войск, они поджигали леса, взрывали мосты. Красноармейцам приходилось преодолевать и многие другие трудности. Иногда доводилось идти по болотам, и тогда не было спасения от комаров и мошки. Колчаковцы использовали этих насекомых для казни пленных. Так, недалеко от деревни Мушковой белогвардейцы, захватив пять наших разведчиков, раздели их догола, привязали к деревьям на болоте и ушли. Когда мы пришли туда, красноармейцы были уже мертвы. 

Однажды (это было в первых числах июня) командир 2-й бригады бывший генерал Кукуран<ref name="kukuran" /> попросил у меня [98] разрешения сделать налет на штаб вражеского корпуса в селе Чепца. Части этого корпуса действовали против соседней 3-й армии и недавно захватили Глазов. Я согласился. Кукуран выделил для операции батальон пехоты, посаженный на подводы, и эскадрон конницы. Они ударили во фланг колчаковцам и заставили их спешно покинуть Чепцу. Наши подразделения захватили пленных, артиллерийскую батарею и много снарядов. 

В середине июня полки 21-й дивизии, гоня противника, вышли к реке Каме. Я со штабом дивизии прибыл в райол Осы. Город раскинулся на другом берегу, его хорошо было видно. В нем хозяйничал враг. Колчаковцы уничтожили все переправочные средства. Я попросил Шорина помочь дивизии переправиться через Каму. Он ответил, что скоро прибудет Волжская флотилия, а пока посылает в Осу один буксирный пароход. 

Но еще до его прихода нам удалось перебросить на восточный берег несколько подразделений. Помог случай. Рано утром под покровом тумана Каму на лодке переплыл неприятельский солдат. Его задержали красноармейцы. Оказалось, что колчаковец дезертировал. Он направлялся к своей жене, жившей неподалеку в деревне. Солдат рассказал, что на том берегу есть паром и его можно захватить. В лодку немедленно сели разведчики и направились в Осу. У парома никого не оказалось. Бойцы отвязали паром и погнали его к себе. Когда уже достигли середины реки, противник спохватился и открыл пулеметный огонь. Наша батарея быстро подавила его, затем начала обстрел города. 

В Осе поднялась паника. Белогвардейцы кто на лошадях, кто пешком удирали по Кунгурскому тракту на восток. Мы вступили в город. 
Вечером мне доложили, что с юго-запада на Осу наступают цепями какие-то части. Я приказал выслать разведку. Выяснилось, что это десантный отряд Волжской военной флотилии под командованием И.К. Кожанова. 

Прибыв в штаб дивизии, Кожанов, обращаясь ко мне, шутливо сказал: 

:— Зачем без нас переправились через Каму и взяли Осу, хлеб у нас отнимаете? Вы можете штурмовать любой город, мы же только тот, который стоит на реке. 

Подоспевшие суда Волжской флотилии ускорили переправу через Каму остальных частей, перевезли артиллерию, обозы. После этого часть судов ушла вверх по реке для оказания помощи войскам 3-й армии. 21-я дивизия повела наступление на Кунгур. В последних числах июня соединение вышло на реку Ирень, на противоположном берегу которой раскинулся город. 

О положении в Кунгуре мы имели довольно полные сведения. Они были получены от коммунистов-подпольщиков, перешедших линию фронта. В городе скопилось несколько белых частей. Офицеры намерены оборонять Кунгур. Солдаты колеблются. Рабочие ждут прихода Красной Армии и чем могут помогают ей. Под видом ремонта они разбирают паровозы, загоняют в тупики вагоны, срывают эвакуацию грузов и имущества. 

Начальник разведки штаба дивизии доложил, что высокий берег реки хорошо укреплен: вырыты окопы, в некоторых местах возведены проволочные заграждения, расставлены рогатки и ежи, имеются пулеметные гнезда в блиндажах. Южный фланг обороны противника упирается в болотистый лес, северный защищен высокой железнодорожной насыпью, по которой курсирует бронепоезд. 

30 июня утром я отдал приказ о том, чтобы в ночь на 1 июля Кунгур был взят<ref>Город брали 2-я и 1-я бригады. 3-я бригада в это время находилась на левом фланге дивизии, уступом за 2-й бригадой.</ref>. 

Ночные атаки в годы гражданской войны были редки. Для успешного их проведения требовалась большая подготовка войск. Я пошел на этот шаг потому, что местность перед городом была открытая. Наступать по ней днем — значит нести большие потери. Кроме того, у нас было очень мало снарядов, чтобы подавить огневые точки врага. Учитывался и тот факт, что внезапная ночная атака деморализует колчаковских солдат, создаст панику среди них. 

По сигналу зеленой ракеты красноармейцы ринулись на вражеские позиции. Подступы к окопам и броды через Ирень были разведаны заранее. Противник открыл сильный, но беспорядочный огонь, не причинявший нам серьезного ущерба. Укрепления белогвардейцев были преодолены, и наши части ворвались в город. Нам помогли рабочие, открывшие огонь по белогвардейцам с тыла. 

Смелым обходным маневром 183-й полк вышел на железнодорожную линию Кунгур — Екатеринбург, перерезал ее и вынудил колчаковцев отступать по проселкам.

В этом бою части 21-й дивизии захватили в плен более 800 вражеских солдат, много оружия и боеприпасов. 

Рабочие железнодорожного депо за несколько дней восстановили разобранные при колчаковцах паровозы. 

Освобождение Кунгура имело большое стратегическое значение: 21-я дивизия отрезала путь для отступления колчаковцев из района Перми по железной дороге Пермь — Кунгур — Екатеринбург и по Московскому тракту, вынудив их двигаться по северной части горнозаводского Урала. 
Утром 1 июля в телеграмме В.И. Шорину я писал: «Кунгур взят, ворота на Урал открыты». Об освобождении Кунгура было немедленно сообщено в Москву В.И. Ленину. 

1 июля Ленин телеграфировал: 

:«Поздравляю геройские красные войска, взявшие Пермь<ref>Войска 3-й армии 1 июля освободили Пермь.</ref> и Кунгур. Горячий привет освободителям Урала. Во что бы то ни стало надо довести это дело быстро до полного конца» 

В 21-ю дивизию поздравление Ленина пришло на следующий день. Мы немедленно сообщили об этом наступавшим полкам, а в Кунгуре совместно с бойцами и населением провели большой митинг. Комиссар Лиде зачитал телеграмму Ленина, затем произнес речь. Он сказал, что 21-я дивизия усилит победоносное наступление и сделает все, чтобы освободить Урал. 

Тут же мы получили директиву наступать на Екатеринбург. Одной из наших задач было мешать противнику при отступлении, разрушать железнодорожную колею, мосты и другие сооружения. Я дал указание командирам частей, а Лиде — комиссарам и политработникам разъяснить всем красноармейцам важность этих мер. И воины хорошо это усвоили. 

Так, красноармейцы 187-го полка, подойдя к станции Шамары, находящейся примерно на полпути между Кунгуром и Екатеринбургом, обнаружили, что мост через реку Сылву заминирован и усиленно охраняется колчаковцами. Взрыв его не только затруднит продвижение 21-й дивизии, но и на долгое время задержит доставку грузов с Урала в центральные губернии Советской России. 

Воины решили во что бы то ни стало захватить мост исправным. Группа смельчаков переправилась через Сылву, выследила белогвардейских минеров, которые должны были осуществить взрыв, и внезапно напала на них. В короткой рукопашной схватке бойцы уничтожили врага и овладели мостом. Главные силы дивизии быстро переправились на противоположный берег, и вскоре станция Шамары была освобождена. После этого наши части ускоренным маршем двинулись на Екатеринбург. 

Я поехал в войска. На станции Кузино нашел штаб 1-й бригады. У входа в него стоял человек в цилиндре, обмотанном красным лоскутом, черном фраке и грубых солдатских сапогах. В руках у него была винтовка. Я подошел к нему и как можно строже спросил: 

:— Что за чучело? 
:— Часовой! — ответил молодой парень с облупленным от солнца носом. 
:— Что врешь! Посмотри на себя... Вот прикажу арестовать. 

Парень вначале струхнул, а потом выпалил: 

:— Не все буржуям носить, и я немного похожу. 

Я не мог больше сдерживать себя и громко рассмеялся. 

Из штаба вышел командир бригады М.С. Гейц. Он крикнул кому-то: 

:— Сидорчук, замени часового. Устал парень. Да скажи, чтобы форму переменил. 

Я отдал приказ 1-й бригаде обойти с севера Екатеринбург и занять станцию Шарташ, находящуюся в нескольких километрах к востоку от города, отрезать колчаковцам путь для отступления по железной дороге. 

Бригада успешно выполнила поставленную задачу. После непродолжительного, но жаркого боя с броневиками и бронепоездом противника станция Шарташ была освобождена. В это же время части соседней 28-й дивизии южнее Екатеринбурга вышли на железнодорожную линию, идущую на Челябинск. Это предопределило участь Екатеринбурга. Колчаковские части покинули город. В Екатеринбурге осталось много неэвакуированных эшелонов. Некоторые из них белогвардейцы успели поджечь. 

15 июля в Екатеринбург вступили полки 28-й дивизии. Почти одновременно с ними в город вошла 21-я дивизия. Рабочие восторженно встречали своих освободителей. Слышались выкрики: «Ура Красной Армии!» Многих командиров, комиссаров, бойцов качали. 

Среди приветствовавших находились и только что освобожденные из колчаковских тюрем и лагерей политические заключенные. 

Начался митинг. Перед красноармейцами и трудящимися города выступили комиссары 28-й и 21-й дивизий Георгий Николаевич Пылаев и Адольф Михайлович Лиде, представители местных большевистских организаций. 

Потом состоялся парад частей, освобождавших Екатеринбург. 

Многие горожане отмечали, что Красная Армия стала совсем другой, не такой, как в 1918 году. По площади шло дисциплинированное регулярное войско. 

За бои на Урале я был награжден орденом Красного Знамени. 

Вскоре 2-ю армию расформировали и 21-я дивизия перешла в распоряжение командования 3-й армии. Мы располагались в районе Каменск-Уральского. В двадцатых числах июля поступил приказ о переводе нашего соединения в резерв. Но едва началась подготовка к этому, как пришла новая телеграмма: выход в резерв отменяется. Нас переподчинили 5-й армии, ведущей тяжелые бои в районе Челябинска. 

Как мне стало известно позже, там белым удалось занять выгодное охватывающее положение по отношению к войскам 5-й армии. Северо-западнее Челябинска сосредоточилась ударная группа противника под командованием Войцеховского — около 16 тысяч штыков и сабель. К югу от города — ударная группа Каппеля — около 10 тысяч штыков и сабель. Северо-западнее Челябинска неприятель значительно превосходил нас по силам. Колчаковцы рассчитывали окружить оборонявшие Челябинск войска. 

Но в то время я не имел никаких сведений о противнике. Не было связи с войсками 5-й армии. Я знал только, что где-то в районе Челябинска идут ожесточенные бои и соединения 5-й армии, которой тогда командовал М.Н. Тухачевский, нуждаются в подмоге. 

Посоветовавшись с комиссаром дивизии Лиде, я решил нанести удар из района Каменск-Уральского в направлении Нижне-Петропавловска, а впоследствии пробиться к железнодорожной линии Челябинск — Курган в районе станций Чумляк и Шумиха. Я исходил из того, что если противник наступает на Челябинск, то лучшей помощью войскам 5-й армии будет выход на коммуникации колчаковцев. 

В сторону Нижне-Петропавловска выслал усиленную разведку. Части дивизии двинулись по грунтовым дорогам тремя колоннами. Совершив переход в 30—40 километров, соединение наконец вошло в соприкосновение с белыми. Нам противостояли отборные части колчаковцев. Бои развернулись в основном в межозерных дефиле. За день приходилось проводить до шести-семи атак. Не раз в ход пускались штыки и приклады. Боевой дух красноармейцев, воодушевленных недавней победой — освобождением Екатеринбурга, — был высок. Особенно отличились бойцы Костромского и Шуйского полков. Очень смело действовали артиллеристы, которыми командовал начальник артиллерии дивизии Кроненберг. Они находились почти в цепях и часто вели огонь прямой наводкой. 

Напряженность боев была очень большой. В них участвовали даже штабные подразделения. Был случай, когда в схватку с неприятелем вступили и оркестранты, и артисты дивизионного театра. 

Обе стороны несли большие потери. За все время командования дивизией мне не приходилось видеть столько убитых и раненых в рукопашной. Двое суток штурмовали мы позиции врага. Не выдержав нашего натиска, белогвардейцы стали отходить к Кургану. 

В штаб дивизии привели захваченного разведчиками конного посыльного. У него нашли донесение, в котором комендант Шадринска сообщал своему начальству, что к городу подходят крупные конные части Красной Армии. Это меня очень обрадовало. Значит, мой левый фланг прикрыт и я могу более уверенно продолжать наступление. В сторону Шадринска был выслан конный разъезд. Он скоро донес, что встретился с кавалерийской группой 3-й армии под командованием Н.Д. Томина, которая направляется к Кургану. 

Новые столкновения с врагом произошли в районе станции Шумиха. Наш неожиданный для противника удар заставил его оттянуть силы, ослабить натиск на соединения 5-й армии в районе Челябинска. Когда наш штаб вышел на станцию Чумляк, мне удалось связаться по телеграфу с командованием 5-й армии. Мы получили от него благодарственную телеграмму за оказанную помощь. 

В это же время пришла директива о переводе 21-й дивизии в резерв главного командования. Нас перебрасывали на Южный фронт. 

Перед отъездом я побывал в Челябинске, в штабе армии. Необходимо было согласовать план погрузки частей дивизии в эшелоны. Тухачевского в штабе не было, я стал его ждать. Через некоторое время в комнату вошел молодой человек в черных плисовых галифе. Увидев меня, спросил: 

:— Вы кто? 
:— Начальник двадцать первой, Овчинников. 
:— Очень рад. Большое спасибо за помощь. Ваша дивизия здорово нас выручила. 

После короткого разговора со мной Тухачевский вызвал начальника сообщений 5-й армии и дал ему указание немедленно начать перевозку наших бригад. 

В начале сентября 1919 года дивизия прибыла на Южный фронт и приняла участие в разгроме Деникина<ref>В сентябре 1919 года на Южный фронт прибыла только одна бригада 21-й дивизии, две другие подошли позже.</ref>. Потом она воевала против белополяков, а в 1921 году подавляла кулацкие мятежи в Сибири. 

За боевые заслуги в гражданской войне 21-я дивизия была награждена Красным знаменем и получила наименование Пермской. 

----
{{Примечания|refs=
<ref name="kukuran">В. Кукуран — генерал-майор старой армии, в империалистическую войну командовал бригадой гвардейских стрелков, дворянин, был призван в Красную Армию по мобилизации. В 21-ю дивизию прибыл в феврале 1919 года. Воевал честно. В конце 1919 года умер. <br>''[Составителями сборника воспоминаний в данном примечании допущена ошибка. [[Кукуран, Владимир Васильевич]] был полковником РИА, командовал полком. А генерал-майором был его отец - Василий Васильевич Кукуран.]''</ref>
}}

== Источник ==
* Овчинников, Г.И. На Урале. // Разгром Колчака. Сборник воспоминаний. – М.: Воениздат, 1969.

[[Категория:Гражданская война]]