Просмотр исходного текста страницы Рассказ "На пристани"

{{copyright}}
[[Бибик, Алексей Павлович]]
----
<br clear="all">
<center>'''На пристани'''<ref>Впервые опубликовано в газете «Пермский край» в 1901 году.</ref></center>

Взбивая колесами воду и оставляя за собой волнистую пенистую полосу «Дедушка» подходил к пристани большого торгового села.<ref>Речь идёт о грузо-пассажирском [[Пароход «Дед»|пароходе «Дед»]], который с 1900 года принадлежал Торговому дому «Наследники коммерции советника И.В. Александрова», а с 1902 года - акционерному Товариществу Вятско-Волжского пароходства. <br>По реке Вятке ходил также пароход «Дедушка» нолинских купцов Небогатиковых, однако он был построен в 1903 году и до 1911 года носил название «Злобин». <br>Вероятно, описанный случай произошёл на пристани в [[Село Вятские Поляны|Вятских Полянах]], т.к. рассказ был написан, когда писатель А.П. Бибик отбывал ссылку в селе.</ref> Словно и вправду от старости, «Дед» тяжело пыхтел и отдувался. Подойдя к пристани, он глубоко и утомленно вздохнул последний раз, словно говоря: «наконец-то»!

На пароходе и на пристани публика, бывшая доселе в напряженном ожидании, теперь вдруг засуетилась, затолкалась, и вскоре обе стороны слились в непрерывный пёстрый поток, один конец которого протянулся к высокому берегу реки, где были сложены груды товара и где приютились несколько лавчонок с продуктами для палубы и 3-го класса. Значительную часть пассажиров «Деда» составляли солдаты, ехавшие со службы, и их военная форма заметно выделялась в этом живом и шумливом потоке. Их незатейливые шутки и остроты, весёлый смех слышались всюду.

На самой конторке публики было больше, и шум здесь был гуще. Вон кучку солдат окружила группа крестьян и с любопытством слушает, как те, прерывая друг друга, с эгоистической гордостью рассказывают о «первеющей крепости Вильненской», где они, очевидно, служили, и тут же заявляют свою радость, что «наконец-то бросили проклятую службу» и что теперь им «даже дышать легче». А вот, в сторонке, какой-то нашивочник встретил свою мать и, пошатываясь, обнимает ее и горько-горько плачет. Старуха тоже рыдает и любовно гладит его голову: за обоих держится мальчуган лет восьми и, глядя на них, тоже заливается.

В другом углу конторки идёт довольно энергичный говор. Там виден капитан парохода, с длинными усами и солдатской выправкой, и ещё два субъекта, по-видимому, из местных воротил. Перед ними стоял, судя по одежде, рабочий и что-то горячо доказывал им. По-видимому, тема была всем знакома, потому что они часто ссылались на говорённое раньше. Рабочий выглядел довольно бойким и умным, а его возбуждённость, с которой он убеждал одного из трёх слушателей, тучного, со свиными глазками субъекта, показывала, что он защищает что-то своё, близкое. Когда те разом забрасывали его своей речью, своими доводами, он словно терялся, не находился, что возразить, и нервно пощипывал конец своей русой бородки, тяжело соображая. Потом вдруг, словно что разгадавши, опять уверенно излагал перед тремя свои доводы.

Вдруг тучный субъект выпятил и без того выпяченный живот, повысил голос и начал грозно наступать на рабочего; к нему присоединился другой, с лисьей физиономией, а капитанская фуражка внушительно приблизилась к самому носу рабочего. Тот смутился, растерянно и недоумевающе попятился назад и скрылся в толпе.

Лица победителей выражали презрение и негодование, и они, энергично жестикулируя и перебивая друг друга, направились к пароходу.

- Ах, негодяй! - воскликнул капитан.

- Ишь ты-ы... «В суд подам!» Я те подам! - грозил тучный.

- Хе-хе-хе! - ехидно смеялся третий. - Хе-хе... денег давай, два месяца прошло, - а дудки не хочешь?

- Ведь это разбой! Ах, р-ракалия!.. И откуда прыть такая? Я, говорит, уполномочен от товарищей, а не сам по себе. Га! Каково!?

- Э-эх, показать бы ему полномочия эти самые! - словно сожалея, что не его только это касается, вставил капитан.

- Ха, деньги! А на что ему деньги, коли я их, скотов, кормлю? Так нет! Отдай, говорит, наши деньги, что заработали, а там и бог с тобой.

- Э-э-эшь, ты - деньги! А потом и бросать тебя. Только ведь так их, чертей, и удержишь: небось, жалко оставить капитал-то свой,- ха-ха-ха! - тоном опытного заметил третий.

- Мерзавцы! - не унимался капитан. - А не хочет ли того?.. Ведь это бунт!? А этого... да за это его можно в бараний рог! Подстрекать...

- И ведь, понимаете, - пыхтел тучный. - Вчера я давал этому негодяю рубль: харчи, говорит, плохи, живот болит. Ну, на тебе рубль, говорю, да уломай тех дураков, пусть погодят. Так нет, дрань этакая! И у тех, говорит, животы болят. А рубля, говорит, я не возьму.

- Ну, не у меня они, - я бы им показал! - воинствовал капитан.

- Хе-хе-хе! - степенно осклабился третий, поглаживая свою козлиную бородку. - Их можно и так, тихонько. У меня вот так и ушли раз без денег. Ну и с богом! Много есть ихнего брата, было бы болото...

- Ах, скоты неблагодарные! - возмущался тучный.

- И ведь, пожалуй, ушли, если бы не за паспортами дело.

- Да помилуйте! Когда же мы видели от этих животных благодарность? - шумел капитан.

- Ну, а вы вот что, Иван Семёныч. Погодите маленько, пока приведут ещё те шесть барж, а потом и дайте им паспорта, - наставительно предложил третий.

- Ну, вот ещё! Маленький, что ли? - шутливо обиделся тучный, и вся тройка, заливаясь весёлым смехом, ввалилась в буфет парохода.

На пароходе шла погрузка.

Лебёдок не было, поэтому громадные тюки товара переносились грузчиками на спинах. С мостика то и дело раздавались понукания щёголя - помощника капитана, и грузчики из кожи лезли, что называется, торопясь кончить погрузку. Расталкивая снующую взад и вперёд публику, они бежали к складу товаров, потом взваливали себе на спину кладь, лихорадочно-торопливо пробирались на пароход, то прося посторониться, то просто выкрикивая подавленными голосами «берегись» или «дай дорогу». Грузчиков было четверо. Все они были более или менее похожи друг на друга: одежда на всех рваная и местами плохо прикрывала тело, все были довольно крупного роста, почти одинаковых лет, все имели сухой, истощённый вид, а бородатые смуглые физиономии выражали что-то утомлённое и болезненное. Только один имел, в отличие от других, рыжую бороду, а другой, неся тяжесть, отставал от товарищей, а затем, доставив ношу по назначению, что было духу нагонял их: ведь отставать не полагалось! 

Вот и сейчас он еле-еле плетётся за товарищами, шатаясь под тяжёлым тюком. Лицо потно и бледно. Глаза горят лихорадочно и болезненно. Вот он задел какого-то неосторожного и чуть не упал, но ему удалось ухватиться за перила помоста. Раздался скверный хохот солдат, и послышались грубые, казарменные остроты... Но тот едва переводил дух и мутными, налитыми кровью глазами укоризненно посмотрел на изощрявших свое остроумие. 

- Ну, ну, тащи скорей! Чего там стал? - послышался над его головой голос помощника. 

Он вздрогнул и, балансируя и пошатываясь, скрылся внутри парохода. Раздался оглушительный рез свистка. 

- Да что же вы, черти, скоро нагрузите? - кричал помощник показавшимся грузчикам. Те вместо ответа побежали ещё быстрее. Вот ещё свисток. Публика засуетилась ещё больше. Одни торопливо прощались, другие производили впечатление «без толку бегающих», третьи поспешили взобраться на пароход и оттуда переговаривались повышенными голосами со стоявшими на конторке. Солдат в нашивках, обнимая свою мать и всхлипывая, не хотел идти на пароход, а та всё убеждала, что нужно сперва «явиться по начальству». А вон солдат купил у торговки рыбы и второпях, вероятно, забыл заплатить, и та, боясь отойти от своего товара, визгливо кричала ему вслед. 

Показались грузчики. Прошёл один, другой, третий. Далеко отстал от них четвёртый. Налитые кровью мутные глаза смотрели как-то тоскливо и тревожно. Согнувшись под громоздкими тюками, он, словно пьяный, шатался из стороны в сторону; дрожащие ноги то быстро семенили, то, как бы упирались вперед, и он весь подавался назад. Вдруг он сильно наклонился вперёд и - упал. Тюк перелетел через голову и с грохотом упал к ногам испуганного пассажира. 

Упавшего разом обступили и в недоумении смотрели то на него, то друг на друга. Задние толпились и старались взглянуть через головы передних. 

Упавший лежал лицом вниз. 

- Эй, ты, чего лежишь? - закричал помощник. Но тот лежал. Солдат с нашивками наклонился к нему и попробовал его повернуть, но ноги плохо служили ему, и он кончил тем, что сам растянулся рядом. Бежавшие обратно носильщики пробрались сквозь толпу и тревожно бросились к лежавшему, затем они повернули его на спину. Лицо было страшно бледно. Изо рта, пенясь, струилась кровь и по щеке стекала на помост. Он дышал тяжело и хрипло, внутри что-то клокотало. Глаза были закрыты. 

В это время из буфета выползла «тройка». Увидев их, стоявший в роли спокойного зрителя урядник сделал строгое лицо и бесцеремонно стал расталкивать публику. 

Послышался ропот. 

- А вы что стоите, дурачье? - набросился капитан на стоявших рядом грузчиков. - Кончай скорей погрузку! 

- Ну, а этот-то как же? - грубо спросил рыжебородый, кивнув головой на лежавшего. 

- Что - «как же»? Ведь живой он? Ну и ладно, чего там!? Да уберите это, - ткнул он ногой в лежащий тюк с меткой «Казань... N 1352. 7 пуд. 15 фун.». 

Скоро раздался третий свисток, и «Дед», шумя и волнуя воду, отчалил от пристани. 

Грузчики отнесли товарища в сельскую больницу, где он, видно, не долго будет занимать койку.

== Примечания ==
{{Примечания}}