Воспоминания Джеймсона/Бои на Каме

После семи дней почти непрерывных приготовлений мы получили распоряжение спуститься вниз по реке, взяв на борт нескольких русских рабочих. Они должны были на ходу установить орудийные щиты и устранить остававшиеся недоделки.

Все в России казалось нам огромным. Река, вздувшаяся от паводка, иногда достигала двух миль в ширину, мосты были громадны, а баржи столь велики, что длина одного только румпеля была 30-40 футов. Многочисленные мели делали русло небезопасным даже при нашей осадке в 4 фута 6 дюймов, но, к счастью, наш капитан хорошо знал Каму.

9 мая мы прошли мимо Сарапула, большого города, расположенного примерно в 300 милях от Перми, и на следующий день прибыли в Елабугу. Отсалютовав флагману, мы пришвартовались к плавбазе первого дивизиона «Наталья».

Я явился к адмиралу Смирнову. Он информировал меня о ходе боев и расположении войск, с которыми нам предстояло взаимодействовать.

Адмирал Смирнов долгое время служил в британском флоте, был награжден крестом Свв. Михаила и Георгия, в совершенстве говорил по-английски. До революции он был начальником штаба у Колчака, когда тот командовал Черноморским флотом. Став верховным правителем и командующим Сибирским фронтом, Колчак назначил адмирала Смирнова морским министром в омском правительстве.

Боевые задачи, стоявшие перед нами, были следующими:

А. Поддерживать огнем армейские соединения, ведущие бои в прибрежной зоне и прикрывать переправляющиеся через реку части.

Б. Атаковать и уничтожать корабли красных.

«Суффолк» завершил монтаж шестидюймового орудия до нашего выхода из Перми, но во время испытательных стрельб у него обнаружились задержки при возврате из-за неисправных пружин. Поломка произошла еще зимой, при стрельбе с замерзшим накатником, однако не была замечена вплоть до испытаний в Перми. Попытки усилить пружины за счет подкладки шайб дали некоторый результат, но возврат продолжал оставаться очень медленным. Мы запросили новые пружины из Владивостока, а пока «Суффолк» двинулся вниз по реке и 14 мая пришел в Елабугу, где был встречен налетом двух большевистских гидропланов. Две или три бомбы упали недалеко от «Суффолка», не нанеся ему вреда. Суда флотилии открыли огонь по второму гидроплану, он снизился, приводнился рядом с базой и сдался. Тем временем вернулся первый, был нами обстрелян и тоже приводнился и сдался. Ни один самолет не имел повреждений, и, хотя показания летчиков расходились, удалось доказать, что первый гидроплан совершил вынужденную посадку из-за неисправности в моторе, а экипаж второго, увидев первый внизу, принял нашу базу за свою. Пилоты были моряками, то есть считались самыми ревностными из большевиков и подлежали немедленному расстрелу.

В этот же день флотилия красных впервые появилась у впадения Вятки в Каму и и открыла огонь по сторожевому кораблю третьего дивизиона «Гремящий», который ответил из своих трехдюймовых орудий. Сразу же стало очевидно, что большевики намного превосходили «Гремящий» в дальности стрельбы, и вскоре прямым попаданием в котельное отделение он был выведен из строя.

Шесть судов нашей флотилии вышли вниз по течению из Котловки и вступили в бой. Наше положение было невыгодным, так как большевики поставили свои батареи на высоком берегу, господствующем над местом впадения Вятки в Каму. Кроме того, как сказано выше, дальнобойность орудий противника превышала нашу — нередко более чем вдвое.

Позиция красных была выбрана удачно: против солнца, в тени берега. Нам это затрудняло наводку, а мы представляли для них прекрасную мишень.

Следуя за флагманом третьего дивизиона, «Кент» пошел на сближение с противником, однако, не имея дальномеров и полагаясь лишь на доклады корректировщиков, мы не могли накрыть цель. Вражеские снаряды ложились не только вокруг наших кораблей, они долетали до плавбазы и деревни Котловки. Река в этом месте казалась широкой, но затопленные берега и прибрежные мели не позволяли рассредоточиться и заставляли держаться фарватера. Поэтому флотилии было приказано повернуть назад. В это время подошел «Суффолк» и из своего шестидюймового орудия подавил батарею, укрытую за церковью в деревне Сальковке. Затем он перенес огонь на корабли красных и заставил их уйти вниз по течению.

Части Сибирской армии, сражавшиеся к югу от Камы, отходили теперь на восток. Из-за половодья было очень трудно поддерживать с ними связь. Большевики после двух неудачных попыток форсировали Вятку и вынудили Сибирскую армию оставить северный берег. Вследствие этого флотилии был дан приказ вернуться в Елабугу. Уровень воды в реке начал быстро падать, и маневрировать приходилось с большой осторожностью, особенно в ночное время.

17 мая «Кент» оказал помощь одному из судов флотилии, севшему на мель в среднем течении. Пришлось выгрузить с него уголь, боеприпасы и много чего еще, прежде чем удалось его снять.

«Кент» получил приказ войти в реку Белую, впадавшую в Каму с юга примерно в пяти милях выше по течению. 23 мая вся флотилия, пополнив запасы горючего, возвратилась в Елабугу. Переход приказано было совершить после наступления темноты (23.00), так как южный берег был занят большевиками и в случае обнаружения нам пришлось бы туго.

Приняв все меры по обеспечению скрытности, мы полным ходом вышли на Елабугу и прибыли туда без происшествий 24 мая в 3.40. Позже мы узнали, что переброска флотилии на Белую была обманным маневром, задуманным, чтобы заставить противника отказаться от наступательных действий в этом секторе. Наше возвращение на Каму осталось неизвестным большевикам.

Разведка сообщила, что около полудня флотилия красных вышла вверх по течению для поддержки своих частей, наступающих на Елабугу вдоль северного берега Камы. В 13.00 наше судно, стоявшее в сторожевом охранении, доложило об их подходе. В 13.30 флотилия подняла якорь, и первый дивизион, за ним третий дивизион и «Суффолк», всего семь кораблей и одна баржа, полным ходом пошли навстречу врагу. «Кент» шел в кильватерном строю третьим. Противник занял выгодную позицию на фоне темного берега (его суда были выкрашены в темно-серый цвет) в восьми верстах от Елабуги и начал обстрел нашей базы. Флотилия, не теряя ни минуты, шла на сближение, и уже с дистанции 8100 ярдов «Кент» открыл огонь по головному судну красных. Наши снаряды, в отличие от русских, были начинены лиддитом, и по характерному желтому цвету их разрывов мы могли корректировать стрельбу. Первые снаряды упали с недолетом, но по мере продвижения дистанция сокращалась, и противник оказался в зоне нашей досягаемости. Мы наводили по вспышкам орудий, и через некоторое время «Терек», его головной корабль, загорелся и выбросился на берег.

У красных было 11 судов. Потеряв лидера, оставшиеся начали разворачиваться и уходить вниз по течению. Укрывшись за косой у поворота реки, «Кент» перенес огонь на второй в строю корабль, вначале одним кормовым орудием, стрелявшим поверх косы, затем из обоих носовых. С расстояния 4700 ярдов мы по разрывам лиддита могли наблюдать несколько прямых попаданий. Этот корабль, «Русалка», был флагманом красных, и вскоре он тоже вынужден был направиться к берегу с течью и сильным пожаром на борту. Команда выбралась на берег, их белые спасательные пояса были превосходной мишенью для наших пулеметов.

Сила и темп нашего огня привели большевиков в замешательство. Будь наша скорость выше, мы могли бы воспользоваться этим, начать преследование и обратить их в беспорядочное бегство.

Второй в нашем строю корабль пришвартовался к «Русалке», чтобы попытаться потушить пожар и удержать ее на плаву, а флагман третьего дивизиона и следовавший за ним «Кент» пошли вслед за противником. Его флотилия уже скрылась за поворотом, кроме одного катера, который был для нас легкой целью и затонул у южного берега. Его команде удалось спастись вплавь.

Капитан Федосьев на «Гордом» и «Кент» продолжили движение вниз по течению, но уже за поворотом «Гордого» встретил сильный огонь. Прямым попаданием были выведены из строя оба носовых орудия и поврежден мостик. «Гордый» повернул назад, семафором приказав «Кенту» отходить в арьергарде. «Кент» прошел за кормой «Гордого» и, разлив по воде мазут, поставил дымовую завесу, а затем открыл огонь шрапнелью по противнику, скрытому высоким мысом. Большевики не пытались преследовать нас.

«Суффолк» занял позицию в пяти верстах ниже Елабуги. Его мощное орудие оказывало действенную поддержку флотилии на всем продолжении боя. За это время он выпустил 42 снаряда, «Кент» — 288. Ни тот ни другой не получили прямых попаданий и имели только незначительные повреждения от осколков.

В последующие дни «Кент» и «Суффолк» участвовали в боях как с сухопутными силами противника, в основном на северном берегу, так и с его флотилией, когда она была в пределах досягаемости наших орудий. Эти столкновения обычно были случайными, так как у нас не было достоверных данных о противнике, а без них трудно было издалека отличить своих от чужих. Чувствовалось, что белая армия не имела единого сильного командования. Неудивительно поэтому, что неграмотные сибирские крестьяне, мобилизованные силой, плохо обученные и лишенные надежных командиров, не особенно хотели воевать. Обмундирование и питание их были просто нищенскими, и, когда пропаганда большевиков обещала оплату серебром, хорошие пайки и награды за успехи в боях, многие солдаты переходили на сторону врага, иногда целыми ротами.

29 мая адмирал Смирнов поднял свой флаг на «Кенте», и мы вышли вниз по течению к месту, где под прикрытием первого дивизиона выставлялись минные заграждения.

Разведка донесла, что сухопутные силы противника, наступая по южному берегу, продвинулись до впадения Белой в Каму и пытались захватить или уничтожить стоявшие там наши баржи. Одна из них, с большим грузом мазута, была оставлена на якоре ушедшим буксиром. «Грозный», единственный корабль, имевшийся в тот момент в распоряжении третьего дивизиона, поднялся по течению до устья Белой и в 19.00 приблизился к барже. Красные с берега открыли ураганный ружейно-пулеметный огонь, но «Грозному» удалось задним ходом подойти к барже и завести трос на ее якорную цепь, а затем, дав малый вперед, тросом выбрать якорь и повести баржу за собой. В этой операции «Грозный» понес потери, в частности был убит его артиллерийский офицер.

Было принято решение перевести суда на позицию к северу от Белой. Вскоре после наступления темноты колонна с «Кентом» во главе добралась до устья Белой, где горели четыре большие баржи. В свете пожара противник попытался задержать флотилию, ведя интенсивный огонь из прибрежных строений и с единственной уцелевшей баржи. «Кент» прикрывал проход судов своими орудиями и пулеметами. Противник стрелял со слишком высоким прицелом, потерь у нас не было, только в мачты и трубу попало несколько пуль, подтвердив тем самым хорошо известную истину о безрезультатности прицельного огня из стрелкового оружия в темноте.

«Суффолк» в это время вел огонь с позиции недалеко от устья Белой и, как подтвердил впоследствии штаб армии, уничтожил по меньшей мере одну батарею. Кроме того, его огонь по поселку Дерябинскому заставил большевиков покинуть укрепления на высоком берегу реки незадолго до прохода флотилии.

Шестидюймовое орудие «Суффолка» продолжало доставлять его расчету немало забот. После каждого выстрела приходилось ускорять накат, руками толкая ствол. Чтобы увеличить сжатие пружин, было предложено изготовить и установить новые заглушки накатника. Поэтому «Суффолк» направился в Сарапул, где находились плавучие мастерские флотилии.

Сарапул, расположенный более чем в 50 милях выше устья Белой, был городом, большая часть которого лежала на правом берегу реки и соединялась с другой частью длинным, стоявшим на четырех опорах мостом. Здесь находились несколько трехпалубных пассажирских пароходов, в них помещались штаб, госпиталь и ремонтные мастерские. Кроме того, в Сарапуле стояли баржи, использовавшиеся для перевозки горючего и переправы войск.

Корабли снабжались продовольствием и горючим по мере необходимости и возможности сделать это в боевой обстановке. Рацион наш состоял в основном из черного хлеба, мяса и картофеля. Хлеб выдавали большими, до восемнадцати дюймов в поперечнике, караваями. Мясо, часто медвежатина, было в бочках, засоленное и переложенное льдом еще с зимы. Разнообразием нас не баловали, разве что хлеб нередко был горьким или заплесневелым, а мясо не всегда съедобным из-за плохого качества бочек.

Любопытно вспомнить, как однажды мой вестовой, отправившись в деревню в надежде раздобыть яиц, принес небольшой мешочек белой муки, который ему удалось выменять за мыло, — роскошь, много месяцев не виданную в здешних местах. Вернувшись на корабль, он решил испечь для нас белый хлеб, но, подумав, отказался от этой идеи, так как у него не было дрожжей. Вестовой, однако, не сдался и уже на следующий день подал к столу белый каравай. В ответ на восторженные расспросы он объяснил, что использовал вместо дрожжей зеленоватую серединку мякиша нашего солдатского хлеба. В жизни не ел я белого хлеба вкуснее!

В машинах «Кента» обнаружились неисправности. После осмотра и нескольких проб было решено, что нужен ремонт с заменой нескольких частей. Новые детали должны были изготовить для нас в плавучих мастерских.

Так «Кент» и «Суффолк» одновременно оказались в Сарапуле, придя туда с интервалом в день. Наш корабль был готов уже через 48 часов. При ходовых испытаниях машины работали безотказно, а максимальная скорость «Кента» даже увеличилась до 11 узлов против течения и 15-ти — по течению.

«Кент» получил приказ присоединиться к флотилии, стоявшей у Николо-Березовки, в 25 милях ниже по течению. Мы вышли из Сарапула 2 июня в 16.30 и прибыли туда в 21.00.

Пройдя под Сарапульским мостом, мы заметили батарею полевой артиллерии, окапывавшуюся на огневой позиции примерно в двух милях от города. Пушки были направлены в сторону Сарапула. Трудно было поверить, что вражеские орудия стоят так близко у города, где еще недавно располагались штаб белой армии и командование водных сил. По прибытии я немедленно доложил о замеченном адмиралу Смирнову. Он ответил, что несколько минут назад получил радиограмму (его корабль был единственным, имевшим радио) о начале штурма Сарапула большевиками. Командиры кораблей собрались на совещание и решили послать два самых быстроходных судна, «Грозный» (капитан Федосьев) и «Кент», к мосту для удержания его до прохода флотилии в Сарапул.

Эта ситуация — типичный пример того, насколько нам не хватало достоверной информации и в каких трудных положениях мы оказывались из-за этого.

«Грозный» и «Кент» подошли к мосту в 3.25 и с облегчением увидели, что один его пролет еще был пригоден для прохода судов. Остальные были уже разрушены.

Вставало солнце, на берегу было тихо, только изредка можно было наблюдать небольшие передвижения войск. Мы сочли разумным не начинать бой и продолжать вести наблюдение до подхода основных сил флотилии.

Перечитывая мой дневник, я нашел запись: «В 5.35 флотилия с баржами на буксире показалась из-за поворота. Первый дивизион сразу же вступил в бой с артиллерией противника на правом берегу».

В 5.50 «Грозный» и «Кент» стали во главе флотилии, и все корабли дали полный вперед. Артиллерия противника открыла заградительный огонь, перенося его выше по течению по мере продвижения флотилии. Мне трудно было давать целеуказание, поэтому каждый расчет стрелял самостоятельно как по строениям, так и по живой силе противника на берегу. Наши пушки вели беглый огонь разрывными снарядами, практически в упор и прежде всего по целям у среза воды.

Я указал наводчику на полевое орудие, стрелявшее сквозь дверной проем из домика у реки, и вскоре крыша домика и обломки стен взлетели в воздух от разрыва снаряда. Капитан Федосьев, говоря о «Кенте», заметил позже: «Они стреляли из пушек, как из револьверов. Поразительное зрелище».

Флотилии понадобился примерно час, чтобы пройти мимо города. У красных было немного орудий, но, проходя под их фланговым огнем на сравнительно длинном участке реки, мы могли понести тяжелые потери. Однако у нас был потоплен только один корабль, «Страшный», шедший в строю сразу вслед за «Кентом». Мы повернули назад, чтобы выловить из воды уцелевших членов команды, но им уже помог следующий в строю корабль. Несколько снарядов легли в непосредственной близости от «Кента», один разорвался у левого борта и повредил гребное колесо. Поломка была быстро устранена и не задержала нас надолго. Еще один снаряд разорвался перед носовой платформой как раз в тот момент, когда один из орудийных номеров поднимался на нее с ящиком снарядов из артпогреба. Его лицо было в крови, и я подумал, что он был ранен осколком, но на самом деле его лишь оцарапало направленными вверх головками снарядов, когда ящик подбросила взрывная волна. Это был единственный наш раненый.

Мы были довольны этим боем, в котором, несмотря на слабую подготовку и неопытность белых, большевики действовали неумело и упустили блестящую возможность уничтожить нашу флотилию. Нам повезло, что они совершенно не стреляли по единственному открытому пролету моста, хотя их орудия стояли от него на расстоянии прямой наводки.

Подход красных и взятие города показали, как немного стоили разведка белых и их размещенные в Сарапуле боевые части и армейские штабы. Штурм грянул, как гром с ясного неба, и вызвал паническое бегство защитников, в том числе кораблей базы флотилии. Приведу отрывок из дневника флаг-сержанта Тейлора, который служил на «Суффолке» старшим унтер-офицером и в то утро сошел на берег выгулять корабельного пса. Он увидел «войска белых в полном беспорядке, а их вооружение в самом плачевном состоянии. Солдаты в чем-то едва похожем на военную форму были совершенно не готовы к бою. По улицам метались перепуганные обыватели, в городе царила дикая суматоха».

Все речные корабли либо уже ушли, либо готовились к отходу. Ушел и «Суффолк», оставив буксир, чтобы забрать Тейлора. С буксира дали сигнал к возвращению — четыре винтовочных выстрела, однако за общим шумом флаг-сержант не услышал их. Буксир отчалил, но капитан заметил Тейлора на берегу и послал за ним лодку. Далее Тейлор пишет: «Как только лодка подошла к берегу, в нее со всех сторон полезли обезумевшие от страха солдаты и почти потопили ее». Положение было серьезным, и Тейлор, вынув револьвер, должен был объяснить этому сброду, чем грозит чрезмерная перегрузка. Он продолжает: «Дальше было еще хуже. Уже в лодке я обнаружил, что пес остался на берегу. Я скомандовал поворачивать назад, и тогда поднялся настоящий скандал. Мне это надоело, и я сказал, что перестреляю их всех к чертям, если они не заткнутся. Право, я готов был это сделать! К этому времени красные уже были в городе и спускались по главной улице к реке. Я пошел за собакой, это и вовсе была потеха. Псу захотелось порезвиться, и, когда я приблизился, он стал удирать. Люди в лодке снова подняли крик, но они уже знали, что я никуда не уйду без моего пса, и помогли мне поймать его. Мы убрались как раз вовремя. Когда мы отталкивались от берега, первые шеренги кавалерии красных были чертовски близко». В это время одно из наших судов открыло орудийный огонь, задержавший красных, и флаг-сержант Тейлор смог вернуться к своим товарищам.

База флотилии расположилась в Галовой. Здесь была конечная станция железной дороги, шедшей от Воткинских заводов, рабочие которых были настроены очень антибольшевистски. В 1918 г., когда их окружили красные, они защищали свое добро оружием собственного производства и были вынуждены сдать завод только после долгой и изнурительной осады. В наказание большевики расстреляли на месте несколько тысяч рабочих. В 1919 г. эти зверства повторились в еще большем масштабе.

Флотилия в эти дни действовала между Галянами и Галовой, обеспечивая огневую поддержку армии, и «Суффолк», чье орудие после ремонта доставляло расчету меньше хлопот, постоянно был в деле. Галяна несколько раз переходила из рук в руки и 7 июня была наконец сдана большевикам. С 7 по10 июня «Кент» и «Суффлок» обстреливали пехоту и полевые батареи противника. Эти операции неизменно разочаровывали нас, так как армейские части редко использовали результаты нашего огня. Упадок их боевого духа был очевидным.

8 июня орудие «Суффолка» заставило большевиков отступить в небольшой лесок. Когда они появились на опушке с другой стороны леса, несколько наших кораблей открыли по ним огонь бризантными гранатами и шрапнелью, нанеся значительные потери.