Воспоминания Джеймсона/Эвакуация
Перед отъездом капитан Уолф-Муррей возложил на меня ответственность за эвакуацию «Кента» и «Суффолка» в случае сдачи Перми красным. Получив это распоряжение, я немедленно направился на базовый корабль «Марианна» и встретился с представителями речного и армейского командования. Разговор с ними не оставил у меня сомнений в том, что положение стремительно ухудшалось. Главной моей заботой был «Суффолк», и я постарался объяснить русским офицерам, в какой он будет опасности, если внезапно обрушится фронт. Однако они принялись уговаривать меня не отзывать «Суффолк», ибо это могло плохо отразиться на войсках Пермского фронта, и без того деморализованных.
В тот же день я попросил адмирала Смирнова принять меня, чтобы решить вопрос об эвакуации «Кента» и «Суффолка». Мы договорились, что «Кент» подойдет к пристани Мотовилихинского завода для перестановки орудий на бронепоезд, где они были установлены ранее. Демонтаж вооружения и выгрузка боеприпасов должны были начаться немедленно.
Я был информирован также, что красные приближались к Кунгуру, крупному городу в 70 милях к югу от Перми, расположенному на железной дороге, которая через несколько часов должна была оказаться у них в руках. Это значило, что теперь мы могли рассчитывать только на одноколейную ветку длиной в 300 миль, идущую до Екатеринбурга.
На следующий день, получив сводки о продолжении отступления белых, я отдал «Суффолку» приказ незамедлительно возвращаться в Пермь. Мое решение оказалось еще более своевременным, чем я предполагал. Когда «Суффолк» прибыл, я узнал, что он израсходовал последние боеприпасы за день до получения приказа и не имел возможности сообщить об этом. За два дня после ухода «Кента» «Суффолк» выпустил 256 снарядов.
В Перми появились первые признаки хаоса. Город заполнили беженцы, всеми возможными средствами уходящие на восток. В день через него проходило до 8 тыс. повозок с людьми и их имуществом. Поезда отправлялись по северной ветке набитыми до отказа.
Сразу же после прихода «Суффолк» начал демонтаж шестидюймового орудия. Нам не выделили русских рабочих, и я хотел послать на помощь команду «Кента», но в это время прибыла баржа со всеми остававшимися у нас снарядами. В барже была течь, пришлось разгружать боеприпасы немедленно. Команда «Суффолка», почти не спавшая в течение двух предшествующих суток, должна была снять орудие с баржи, перевезти его по узкоколейке через весь завод до железной дороги и установить на платформе.
По сравнению с апрелем река сильно обмелела, стало невозможно подвести «Суффолк» близко к узкоколейке. Поэтому для перестановки орудия с палубы на тележки пришлось построить помост.
Единственный имевшийся кран не мог поднять больше 5 тонн, шестидюймовое орудие без лафета весило семь, но, приподнимая и передвигая поочередно дульную и казенную часть, мы поставили орудие на тележки. Затем с помощью работавших на заводе женщин мы вручную провели тележки через всю огромную заводскую территорию до мостового крана над широкой колеей. По дороге передняя тележка просела между рельсами. Нам не удалось приподнять ее домкратами, тогда с помощью рычагов мы поставили тележку с орудием на подпорки, отремонтировали путь и продолжили движение. Все это забрало немало драгоценного времени, но в результате шестидюймовое орудие было надежно закреплено на железнодорожной платформе. Пока шла установка, мне удалось получить маневровый паровоз, чтобы подогнать платформу к остальным нашим вагонам.
За несколько дней мы выгрузили с судов и погрузили в поезд орудия, боеприпасы и имущество весом 14 тыс. пудов. Эта тяжелая работа была выполнена почти исключительно силами команд.
Нам удалось получить два вагона третьего класса с деревянными полками в три яруса, и маневровый паровоз привел наш маленький поезд на станцию Пермь в 19.00 того же дня, когда «Суффолк» вернулся с фронта.
По распоряжению адмирала Смирнова «Кент» и «Суффолк» были потоплены.
Надо было теперь прицепить наши вагоны к отходящему поезду. Мы сделали это, но паровоз все не подходил.
Единственной реальной властью на станции Пермь была британская железнодорожная миссия. Без энергичной помощи ее начальника генерала Джека нам было бы крайне трудно вырваться из царящего вокруг хаоса.
Следуя совету генерала, мы направились с отрядом вооруженных солдат в ремонтные мастерские (Мотовилиха — самый крупный паровозостроительный и паровозоремонтный завод Восточной России), где обнаружили несколько паровозов, стоящих под парами. Мы убедили русских дать нам паровоз с бригадой, и вскоре он с вооруженной охраной на подножках подошел к станции и был прицеплен к поезду.
На следующее утро, 29 июня в 6.00, наш битком набитый поезд тронулся в путь. В городе, переполненном беженцами и ранеными, к этому времени уже было полное безвластие, всеобщая паника была особенно видна на вокзале.
Через три часа после нашего отъезда красные начали артиллерийский обстрел города и в тот же день, как мы слышали, вошли в Пермь с севера.
Поезд шел медленно. Нас было 37 человек в двух деревянных вагонах, поэтому путешествие наше было далеко не комфортабельным.
Утром следующего дня поезд остановился. Наш паровоз вышел из строя, и не было никакой возможности его отремонтировать. Мы находились в 300 милях от Екатеринбурга. Чтобы добраться до Омска, нам надо было перейти через Уральский хребет и проделать путь длиной примерно в 1000 миль.
Обстановка требовала немедленных действий. Не имея никаких средств связи, чтобы сообщить о нашем положении, мы решили реквизировать у населения лошадей в количестве, достаточном для нас и наших пока не тронутых сухих пайков, и затем двигаться либо на восток вдоль железной дороги, либо на северо-запад к Архангельску, где мы могли встретить наши войска. Надо было принять ответственное решение.
Мы были заняты подготовкой к осуществлению этого плана, когда, к нашей радости и удивлению, с востока к нам подошел паровоз. Как выяснилось, адмирал Смирнов, который слышал о нашем бегстве из Перми и был обеспокоен тем, что мы не давали о себе знать, послал по линии паровоз с приказом найти наш отряд. Это оказалось как нельзя более кстати.
Мы продолжили путь и доехали до Омска без происшествий.
Мы были готовы продолжить службу и предложили вновь сформировать британский бронепоезд, однако это предложение было отклонено, ибо несколько русских бронепоездов уже стояли без применения из-за большой загруженности железной дороги.
В Омске мы узнали, что адмиралтейство решило полностью вывести флот из России и получили приказ возвращаться во Владивосток, как только найдется поезд, чтобы нас отправить.
Я подумал, что при постоянной нехватке транспорта будет разумнее ехать во Владивосток без орудий и боеприпасов. Снесшись с русским командованием и заручившись его согласием на прием орудий, я запросил и получил в адмиралтействе разрешение на их передачу.
Было облегчением освободиться от этого груза. К тому же мы знали, что кордит, перенесший перепады температуры от 40° ниже нуля до летней жары, мог представлять опасность. Я не сообщил об этом русским.
Незадолго до отъезда, 28 июля, адмирал Смирнов пригласил меня поужинать с ним и несколькими офицерами его штаба в омском ресторане «Аквариум». Столы стояли в саду, вечер прошел прекрасно. Я вспоминаю, как грустен был для меня этот прощальный ужин, ознаменовавший конец нашей совместной службы. На протяжении всего времени боев на Каме их дружба и товарищеская поддержка помогали нам почувствовать, что наши усилия не были напрасны.
Почти сразу же по прибытии в Омск один из наших солдат попал в госпиталь. Мы были потрясены, узнав, что у него оспа.
Наш врач лейтенант Джойс был отправлен во Владивосток, когда мы еще находились в Перми. Замена ему пока не прибыла, поэтому, когда пришел приказ выехать из Омска, нам некого было оставить с больным. К счастью, врачи сказали, что пациент уже вне опасности и они не возражают против выписки, если мы согласимся его взять. Мы с радостью согласились. В одном из наших вагонов мы соорудили перегородку, чтобы хоть немного изолировать больного. Стало еще теснее, но, возможно, благодаря именно этой мере предосторожности никто больше не заболел.
Перед отъездом мы узнали, что вдоль железной дороги активизировались большевики и на протяжении всех 2500 миль пути следовало остерегаться нападения на поезд или диверсии. Нам также по секрету сообщили, что в нескольких вагонах нашего поезда Государственный банк перевозит во Владивосток большое количество золотых слитков. Узнай об этом большевики, их интерес к нам мог сильно возрасти. Да и без этого мы постоянно слышали о поездах, пущенных под откос. Однажды такое крушение случилось всего в нескольких милях впереди нас. В нем погибло и было ранено более 250 человек.
Чешские части, расположенные вдоль магистрали, очень помогли нам, снабжая всей имеющейся у них информацией. По их совету в районах, где орудовали грабители, мы передвигались только днем.
Станция Тайшет была полностью разрушена. Недавно здесь произошел бой между чешским бронепоездом и отрядом красных, захвативших этот участок дороги. Чуть дальше мы были задержаны на несколько дней крушением поезда, шедшего на запад, тоже с большим числом жертв.
К востоку от Иркутска крушения еще более участились, и нам пришлось усилить меры предосторожности. Не менее чем в миле перед нашим поездом шел паровоз с платформой рельсов для восстановления разобранного пути. Кроме того, во время движения на крышах вагонов лежали вооруженные наблюдатели, а на остановках выставлялись посты.
Читатель помнит по первой части моего рассказа, что мы везли с собой дезинфекционных средств вдвое больше, чем продуктов. Эта мера оказалась далеко не лишней, ибо в зимних условиях у людей редко была возможность помыться и опасность распространения заболеваний, особенно при общей скученности, была очень велика. Теперь же, в жаркое летнее время, инфекцию переносили насекомые.
По всей России свирепствовал тиф. Против него, как и против других эпидемий, не было вакцины, и смертность достигала 96%. Полковник Кларк, начальник медицинской службы в штабе генерала Нокса, тоже заразился тифом, и только благодаря крепкому организму и преданности канадской медсестры ему удалось оказаться в числе немногих выживших.
Из наиболее пораженных районов больных вывозили санитарные поезда. Их легко было узнать: когда такой поезд останавливался рядом с нами, из него тут же начинали выгружать трупы. Мы всегда были начеку, и я немедленно приказывал моим людям оставаться в вагонах, закрыв двери, окна и отдушины. Затем я брал несколько вооруженных солдат, шел к начальнику станции и просил его увеличить расстояние между поездами как минимум до полумили. Начальник, рассчитывая на взятку, неизменно объяснял, почему он не мог дать нам паровоз. Тогда я повторял просьбу и давал солдатам команду заряжать. Подобным образом нам пришлось действовать несколько раз. Мы были недалеко от места назначения, и я был готов на все, даже на угрозу оружием, чтобы уберечь людей от эпидемии.
Когда мы приехали в Харбин, я узнал, что в городе свирепствовала холера. В день умирало до трехсот человек, многие прямо на улицах. Я приказал никому не отходить от поезда, кроме нескольких человек, которые пошли со мной в город получать продукты.
18 августа, через 52 дня после отъезда из Перми, мы прибыли во Владивосток.
Мы были счастливы, что наконец добрались до цели. Вспоминаю наше радостное волнение, когда мы увидели на перроне оркестр Мидлсексского полка, ожидавший нас, чтобы проводить на крейсер «Карлейль».
Когда мы пришли на корабль, был сыгран сбор, и перед строем экипажа коммодор Каррингтон обратился к нам со словами сердечного приветствия.
Наша экспедиция окончилась. Разумеется, за время путешествия мы устали и похудели, но несколько дней отдыха и хорошего питания быстро поправили дело. Помню, как я был доволен, что на протяжении всего этого времени мои люди почти не болели и даже тиф, косивший людей вокруг, чудом пощадил нас.
Несмотря на множество препятствий, которые могли бы вызвать сомнения или недовольство, боевой дух подразделения был неизменно высоким, а дисциплина безупречной.
Лейтенант Бернс всегда оставался образцовым офицером и моим надежным помощником. Унтер-офицер Кларк, командуя «Суффолком», смог преодолеть огромные трудности, связанные с установкой и боевым применением шестидюймового орудия. Он и флаг-сержант А.Тейлор блестяще справились со своими командирскими обязанностями и заслуживают высших похвал.
Мы прибыли в Портсмут в ноябре. Я довел отряд до Фортонских бараков и там распрощался с ним. Солдаты пошли в казармы, а я смотрел им вслед.
Так завершилась история маленького отряда Королевской морской пехоты, с честью выдержавшего все испытания на своем опасном пути, история, которая по праву может считаться редкой и удивительной даже для нашего, путешествующего по всему миру рода войск.
