Данные из опросов пленных белогвардейцев
 |
|
- УДК 94(47).084.3
- Заяц Николай Алексеевич
- ГБОУ СОШ № 1430, Москва, Россия
- nikza91@yandex.ru, ORCID: 0009-0008-3265-2456
Аннотация: Цель статьи – анализ опросов военнопленных, захваченных 28-й дивизией РККА в мае–июне 1919 г. По итогам исследования сформулированы выводы о состоянии белых частей Сибирской армии на этом участке и колчаковской политике в занятых местностях, подтверждены выводы историографии о срыве наступления армии Колчака по объективным причинам.
Ключевые слова: военная антропология, военная разведка, пленные, Гражданская война, белое движение, Сибирская армия, 28-я дивизия.
Постановка проблемы: в РГВА в фондах 28-й дивизии хранится дело, в котором более 550 листов [1], где сосредоточены опросы пленных белогвардейцев за май-июнь 1919 г., когда красные начали масштабное контрнаступление. Насколько нам известно, этот источник почти не исследован. Между тем данные военнопленных подробны и информативны и в целом раскрывают состояние частей Сибирской армии, картину их отступления, отношение населения к белым и иные аспекты Гражданской войны. В связи с этим актуален сводный анализ этих документов, их сопоставление с наработками историографии.
Основная часть. Контрнаступление РККА в мае 1919 г. быстро опрокинуло белые части на восток. На реке Вятке 25 мая переправилась и 28-я дивизия 2-й армии. Спустя 2 дня белые оставили Елабугу, 1 июня – Агрыз, а на следующий день красные заняли Сарапул. 7 июня белые оставили Ижевск, а 11 июня – Воткинск. В короткий срок были захвачены тысячи пленных. Все они проходили через разведотделение штаба дивизии, где с них снимались показания. Опросы пленных шли в промежутке примерно с 21 мая по середину июня 1919 г. Конечно, это небольшой хронологический период, но он дает немало подробностей о настроениях в белой армии и ее тылу.
Для опроса была составлена специальная форма. В ней авторы попытались охватить все стороны армии противника. По пунктам указывались следующие данные: имя, фамилия, отчество пленного; национальность, вероисповедание, возраст; происхождение и место жительства; время мобилизации; в какой части находился; обстоятельства пленения; откуда прибыла часть, когда и кого сменила, кого видела по пути к позиции; ближайшие задачи противника, наступление или отступление; подробности оборонительных сооружений, наличие пулеметов, минометов и т.п.; сведения о соседях и резервах; расположение ча-
стей, наличие окопов, опорных пунктов, складов боеприпасов; расположение артиллерии; состав рот, офицеров и унтер-офицеров по списку и налицо; сведения о личном и командном составе, а также организации соединений; описание тыла, места штабов; порядок службы и тыл в боевой линии и резервах; состав части по возрастным категориям, способ пополнения запасных частей; сроки, маршруты и способы переброски и смены войск; их обучение и быт; вооружение и технические средства; намерения и планы противника, признаки сосредоточения; положение занятых противником территорий. Часть пунктов повторяла друг друга. Но нередки были протоколы в более свободной форме. В них обычно указывали данные перебежчика, его рассказ об обстоятельствах пленения и побега к красным и основные сведения, которые он мог дать. Если пленных и перебежчиков было много, несколько из них рассказывали все необходимое, а остальные подтверждали сказанное, что и отмечалось в протоколе.
Пленные и перебежчики были из разных соединений, но в основном из частей 3-го и 4-го Сибирских корпусов. А именно – в 3-м корпусе: из 4-й Сибирской стрелковой дивизии – 13-й Омский, 14-й Иртышский, 15-й Курганский, 16-й Ишимский полки; и из 18-й Сводной дивизии – штурмовой бригады (1-й и 2-й штурмовые полки) и Егерской бригады (1-й и 2-й Егерские). В 4-м корпусе были захвачены пленные: 3-й Сибирской дивизии – 9-й Иркутский, 10-й Байкальский, 11-й Нижнеудинский, 12-й Верхнеудинский; 15-й Омской (бывшей Сводной) дивизии – 57-й Павлодарский, 58-й Акмолинский, 59-й Саянский и 60-й Бугурусланский; 1-й Красноуфимской бригады – 1-й Красноуфимский и 2-й Кыштымский полки.
Конечно, это не весь состав частей противника – ряд пленных был из других дивизий и корпусов (например, 3-го и 4-го полков 16-й Сарапульской дивизии), а некоторые части пленных практически не дали. Так, 28-я дивизия не взяла ни одного казака, хотя пленные сообщали об активном участии 17-го Оренбургского казачьего полка, чьи 6 сотен по 40-100 чел. часто придавались полкам. Почти не было пленных и из 7-й дивизии 3-го корпуса, стоявшей севернее позиций РККА.
Из показаний видно, что за последние бои их состав сильно поредел. Роты насчитывали обычно 70–100 чел. Были и более худосочные – так, 7-я рота 12-го Верхнеудинского полка насчитывала меньше 40 чел.; роты 10-го Байкальского – по 20–40 чел.; в 58-м Акмолинском 5-я рота в 40 чел. сдалась в полном составе, 7-я рота уменьшилась со 107 до 50 чел. и тоже сдалась [1, Л. 54, 73, 113, 114]. В целом после майских боев состав усох до 500-800 штыков. В ротах насчитывалось от 1 до 12 офицеров. Некоторые хорошо осведомленные пленные давали подробные данные по командованию вплоть до имен командиров ряда частей. Но большинство солдат знало лишь собственных ротных и взводных, и чем выше была должность, тем меньше солдаты знали об офицере. Так, командира 16-го Ишимского полка Н.Н. Казагранди пленные даже точно не знали по фамилии и называли ее и как «Косогранди», и как «Козегранди» и даже как «Косодралин» [1, Л. 2, 45об., 88].
Все пленные жаловались на скудное жалование, которое часто выдавалось с задержками по несколько месяцев и в разном размере. Так, пленные ряда полков получали 48 руб.; 1-го штурмового – 46; 57-го Павлодарского – 40. Самую большую задержку упомянул пленный 16-го Ишимского полка – за 6 месяцев [1, Л. 20, 29об., 75, 120]. С 1 марта 1919 г. в полках стали получать прибавку в 25% как квартирные деньги имеющим семью – семьи также получали отдельно по 100 руб. пособия. Для сравнения – задержанные жители показывали: «В Перми и Екатеринбурге рабочим плотят через два в 3-й месяц на заводах квалифицированным рабочим 13 руб. в сутки, а чернорабочим 8–10 руб. и женщинам 5 руб.» [1, Л. 72].
Продовольствием снабжались лишь в тылу – получая обычно по 2 фунта хлеба и ¾ фунта мяса. На фронте снабжения не было вообще – полки кормились от населения, и более-менее сносно только во время отдыха. Более того, командование 4-го корпуса прямо предписывало войскам брать питание у крестьян [1, Л. 452]. Покупалось оно за счет средств полка, а чаще всего просто отнималось: «Казенного питания у нас нет, имеем лишь все от населения, от которого забираем бесплатно» [1, Л. 20об.]. Некоторые упоминали, что продовольствие оплачивалось, но по уменьшенным ценам. В целом питание в полках было обычно плохим, реже – удовлетворительным и «хорошим».
Обмундирования солдаты не получали вовсе. Показания переполнены фразами «обмундирования нет», «обмундирования недостаточно», «обмундирование не получали», «обмундирования ничего нет, даже корпусных писарей не могут обмундировать» [1, Л. 30, 56, 118об., 452]. Многие воевали в своей одежде. Для компенсации колчаковцы поголовно обирали пленных вплоть до белья. Так, прапорщик 11-го Нижнеудинского полка показывал: «Обмундирования в полках нет, пользуются тем, что снимают с пленных; продукты приобретаются своими полковыми средствами, интендантство почти ничего не дает». Два перебежчика говорили: «Обучающие солдат прапорщики часто останавливали нашу партию пленных, с целью отобрать что-либо из обмундирования, но брать от нас было уже нечего т.к. все было отобрано еще в Штадиве» [1, Л. 25об., 105]. Также почти ни один полк не имел сформированного обоза. Если в артиллерии, штабах и инженерных частях был некоторый транспорт, то полки при перебросках передвигались исключительно на мобилизованных у населения подводах, что, как говорила одна сводка, «очень озлобляет крестьян» [1, Л. 37].
Некоторые пленные показали, что белые мобилизовали призывных за 1914-1921 гг. Другие наоборот, отмечали, что призванные 1913-1917 гг. освобождались, вместо них брались призывные 1911-1912 гг. на полгода службы. Обучение для старых солдат велось быстро – по 1–2 мес., для молодых по 3–4 («смотря по требованию с позиции»). Но большинство подтвердило, что старослужащих либо не мобилизуют, либо отправляют служить на 6 месяцев. Причины этого были им очевидны: «не отправляют ввиду боязни, что они устроят восстание». Действительно, среди старых солдат чаще всего отмечалось недовольство [1, Л. 11об., 17об.].
В противоположность им, призванная молодежь была главной опорой колчаковцев в полках, отличаясь покорностью: «Нарочно составляются караула одного старого одного молодого». Молодежь составляла половину 2-го Егерского полка, настроение «боевое». В 1-м штурмовом полку, бойцы из мобилизованной молодежи «хорошо настроены, офицеры против красных, но отступление все изменило». Пленный 59-го Саянского полка докладывал: «Полк считается боеспособным, молодые солдаты хотят воевать настроение у них хорошее, у старых солдат настроение подавленное, надоело воевать» [1, Л. 45об., 87, 91, 94]. Что до добровольцев, то почти все пленные утверждали, что их либо мало, либо нет вообще.
В большинстве полков отмечали строгую дисциплину, которая ничем не отличалась от царской. Очень распространены были порки: «дисциплина строгая, особенно на фронте. Наказывают и плетками»; «за проступки, за грубость офицерам бьют плетьми, свитыми из кабеля или шомполами»; «отношение скверное, бьют шомполами и порют», «за провинность в армии белых наказывают розгами и по полевому суду вплоть до расстрела» [1, Л. 18об., 19об., 64, 101]. Вместе с тем на фронте дисциплина была ослабленной: «Офицеры всегда в погонах, честь требуется обязательно в тылу, на позиции же не обязательна и большей частью смотря по командному составу» [1, Л. 17об.].
После поражений настроения отличались усталостью и нежеланием воевать. Показания переполнены формулировками: «Настроение против армии Колчака», «настроение у солдат разнохарактерное, в тылу против войны», «настроение подавленное, утомлены», «настроение среди солдат белых подавленное, солдаты запирались и часто промедляли распоряжение», «много самострелов», «настроение в пользу красных. Полк на плохом счету», «настроение утомленное и политически не надежное» [1, Л. 34об., 35, 44, 67, 93, 101, 192]. Большинство с охотой бы бежало, но их запугивали мнимыми расправами у красных. Были и противоположные показания, но их гораздо меньше. Так, крестьянка д. Дубровки Малмыжского уезда сообщала, что в разгар наступления белые были куда воинственнее: «У большинства солдат мысль победить красных во что бы то ни стало. "Давно бы были в Казани, только начальство воли не дает" – как говорили у нас в деревне солдаты <…> Солдаты говорят, что как только отодвинем красным, все будет и можно варить кумышку» [1, Л. 48].
Можно понять, что кавалерийские и технические части были лучше снабжены и мотивированы. Так, разведсводка сообщала о 3-м инженерном дивизионе: «В дивизионе много добровольцев. Обмундирование дивизиона лучше чем пехоты. В Малиновке стоит сотня казаков. Командир сотни подъесаул Миронов. Настроение сотни воинственное, вооружены хорошо» [1, Л. 37]. Войска не снабжались информацией. Свидетельства переполнены фразами: «лекций, газет и увеселений нет, кинематографы и театры в тылу играют», «в смысле культуры ничего не делается, литература отсутствует», «газет на фронте никаких нет», «в тылу газеты есть, а на фронте их не получают», «литература отсутствует, собра-
ний нет». Ряд пленных уточнял, что за чтение газет их даже преследовали, дабы ограничить влияние политики на армию [1, Л. 3, 5, 11об., 16об., 107, 151об., 439].
Пополнение белые, по показаниям, получали из ближнего тыла: 2 запасных полка Кунгура, 2 – Екатеринбурга, но в основном из Пермской, Вятской и Тюменской губерний. Источником пополнений были и пленные красноармейцы. В одном Сарапуле было 2600 пленных, а в Камбарке – 3500. Часть их отправили в тюрьму, часть на работы, часть на фронт. Туда пленных загоняли силой. В Сарапуле за отказ идти на фронт расстреляли 67 красноармейцев, о чем объявили населению [1, Л. 73, 136]. Комендант города поручик Тетерин силой набрал «1-й добровольческий сводный полк»: 1500 чел. из 3 батальонов в 11 рот. Офицеров было трое: командир полка пленный подпоручик Струминский, батальонный – Захаров и ротный – фельдфебель Слепцов, причем два последних жестоко пороли солдат. После того, как другие такие «добровольцы» стали бежать в плен, полк спешно расформировали, влив в основном в 15-ю Омскую дивизию [1, Л. 264, 452, 481об.-483].
О вооружении все пленные показывали совершенно одинаково. Солдаты были вооружены трехлинейными русскими винтовками. В некоторых полках (например, 57-м полку) были и трехлинейки американского производства. Патроны, по словам абсолютного большинства, были в достаточном количестве. На каждую роту приходилось по 2–4 пулемета – Максима, Кольта или Льюиса. У некоторых команд встречались английские или французские бомбы. Бомбометов и минометов никто не отметил.
Более разнообразными были сведения об артиллерии. Она состояла в основном из трехдюймовок, передвигавшихся вместе с полками в числе 2–6 орудий. Так, в 11-м Нижнеудинском полку было 3 трехдюймовки, 12-м Верхнеудинском – 2, в 13-м Омском – 1, в 14-м Сибирском – 2, в 15-м Кунгурском – 3, 16-м Ишимском полку – 8 орудий (6 трехдюймовок и 2 гаубицы), в 58-м Акмолинском – 2. Лишь немногие пленные понимали, что артиллерия у колчаковцев была сосредоточена в дивизионах при дивизиях, откуда и выделялась для сопровождения полкам. Так, телефонист Г.Л. Пронин показывал: «В 4 дивизионе 2 гаубичных батареи, всего 3 орудия; при 2 штурмовом полку 1, 2 и 3 легких батареи, 1 батарея – 4 орудия, 3 орудия в дер. Курья, 1 орудие во 2 штурмовом полку, 2 батарея – 3 орудия, одно разбито в Сосновке, 2 орудия стоят при 14 полку, 3 батарея – 4 орудия, где стоят не знаю». Правда, потом он же давал немного другие данные: в 1-й – 4 орудия, во 2-й – 4, в 3-й – 3 [1, Л. 18, 81].
Вообще из таких опросов можно многое почерпнуть о недостаточно исследованных частях Сибирской армии. Вот несколько обобщенных примеров. Много сведений дал перебежчик 2-й батареи 3-го Иркутского дивизиона. В дивизионе было 2 батареи по 6 орудий: в 1-й – 3 тяжелых и 3 легких, во второй 6 легких: «Орудия американского типа: тяжелые калибром немного более 6 д/м., легкие 3-х д/м. Офицеров по 2 на орудие. Солдат в батарее до 50». Формировалась также 3-я батарея для Красноуфимской бригады. Орудия частично были найдены в Перми, закопанными в землю. На каждое орудие было 2 зарядных
ящика, снаряды «заграничные», из Омска. При каждой батарее – по пулемету. Наводчиками были в основном офицеры. Общий состав дивизиона – 260 чел., в том числе 13 разведчиков и 27 телефонистов. Большинство – пермяки: «По боеспособности на хорошем счету» [1, Л. 66, 86, 150]. По этому примеру можно судить об артиллерии и в целом.
Показания пленных также дают понять, как шло создание штурмовой бригады 3-го корпуса. В исследованиях в этом вопросе большая путаница, так, она ошибочно именуется «3-й сибирской»; также считается, что 18-я Сводная дивизия на ее основе была создана в августе [2, С. 146; 3, С. 380]. Но пленными дивизия упоминается уже в июне 1919 г. Из показаний видно, что она состояла из штурмовой и егерской бригад, а также имела отдельные дивизионы: конный, инженерный и 18-й артиллерийский из 3 орудий. По факту, дивизия была сформирована в апреле 1919 г. в Воткинске. Штурмовая бригада (ее никто не называл «3-й сибирской») начала развертывание еще до этого в Кунгуре на базе 49-го Сибирского полка из Тюмени. Егерцы формировались там же из сибиряков, получая пополнение из 1–го запасного Кунгурского кадрового полка. 1-й Егерский полк был развернут из небольшого кадра 16-го Ишимского полка; 2-й Егерский – на базе 2-го Ижевского. 2-й батальон 1-го Егерского полка формировался в Осе. Все полки основной состав развернули к середине мая в Ижевске и Воткинске, а закончили уже на фронте близ Сарапула. Состав – мобилизованные Тобольской, Пермской, Вятской губерний, и до половины – пленные. В 1-м Егерском полку было 200 чел. 58-го Акмолинского полка.
Каждый полк был из 3-х батальонов по 4 роты и имел батальонные пулеметные команды, команду связи, саперную, пеших и конных разведчиков. В штурмовых ротах было около 60 чел. и по 1–2 пулемета, в 1-й Егерском – по 160–185 штыков, во 2-м – 80–185. Общая численность: 1-й штурмовой – около 1000 штыков, 2-й штурмовой – 500–600, 1-й Егерский – 1200, 2-й Егерский – 1500 штыков. Все полки после боев и отступления «похудели» почти наполовину. Состав отдельных команд – по несколько десятков человек, пулеметчиков и кавалеристов – до 120 чел. «Ударные полки были с белыми погонами, штурмовые – с черными» [1, Л. 175].
Вооружение – винтовки Ижевского завода, патронов по 100-150 на человека, пулеметы Максима, Кольта, Льюиса. Например, во 2-м Егерском патронов до 70 на стрелка, 8 пулеметов, 2 трехдюймовки, данные в Ижевске. Материальная часть была старая и малочисленная, в ротах по 1–2 пулемета, на полк 3–4 орудия, телефонного кабеля мало, телефонов не более 20 на полк. Конный и инженерный дивизион фактически недоформированы. Многие солдаты были обозлены и подавлены, дисциплина держалась на запугивании, порке, суровых запретах и покорности двух младших возрастов сибиряков, что не мешало дезертирству. Пленные отмечали: «Кормят плохо. Обмундирования нет, жалование не выдано за месяц» [1, Л. 29об., 37,87, 88, 91, 95, 106, 124, 125, 126, 167, 176, 198, 239, 277, 422, 494].
Также есть интересные сведения и про 1-й Бессмертный ударный генерала Гайды полк из Екатеринбурга. В историографии он встречается часто, но изложения о нем страдают пробелами [4, С. 117, 127; 5, С. 124-127]. Перебежчик докладывал: «Полк этот служит только для парадов. Имеет 3 бат. по 3 роты, в каждой по 20-30 штыков, при чем самовольные отлучки в нем – обыденное явление». Другой пленный сообщал, что в батальонах по 4 роты и 150 чел. и много офицеров – но настроение плохое. Состав – в основном мобилизованная молодежь Тобольской и Пермской губерний. Обучены они были плохо, некоторые даже не умели стрелять. Обмундирование английское [1, Л. 54, 147об.]. В Перми полк охранял штаб армии Гайды. В апреле 1-й батальон был направлен «под Сарапул» и разбит. Высланные 11 июня 1919 г. 2 других батальона тоже славы не снискали – уже через два дня у с. Бабки сдалось 77 чел. Пленные показали, что у них роты по 100–150 чел. и до 4 пулеметов, в пулеметной команде для обучения 7 (итого всего около 40), при полку на фронте было 6 орудий и 3 броневика. Команда пеших разведчиков насчитывала 230–286 чел., конных – 12, саперная – 50, пулеметная до 100, учебная – 150–240, связи – 50–60. При полку была и Егерская рота – «личная охрана» Гайды в Перми [1, Л. 275об., 326, 332, 369, 524].
Данные о тыле Колчака отрывочны и преувеличены, но во всех показаниях проводится взгляд, что тыл неспокоен. По словам пленных, на Урале и в Сибири были восстания, диверсии на дорогах. Также очень часто отмечалось, что колчаковцы приказали сдать керенки в обмен на сибирские деньги. Более точные данные давали прибывшие из тыла, но они обычно сообщали общие описания жизни в Сибири: про постоянное хождение поездов, активную торговлю, высокие цены, недовольство населения: «В Омске мобилизована интеллигенция до 35 лет, рабочих мобилизовали лишь два младших возраста. Настроение против войны» [1, Л. 79].
Сведения о занятых территориях разнородны. Часто отмечался ропот крестьян из-за реквизиций и высоких налогов. Пленные сообщали: «Аренда плотится по старому, налоги с земли плотят подать по 2 руб. 82 коп. с души», «В Тобольской губ. накладывают налоги по 100 руб. на человека, лошадей отбирают по 120 руб. и собирают по 15 пудов пшеницы, относительно этого сбора получил солдат письмо из дома и стал читать в роте, за это двух арестовали». В то же время ряд пленных утверждали, что сбор налогов и даже земельных сборов пока не начат. Местами из-за мобилизации населения поля не засеяны [1, Л. 4, 5, 10, 45, 122об., 124об.]. Регулярно упоминаются расправы над пленными и советскими работниками на селе. Многие отмечали, что на стороне белых в основном зажиточное население. «В начале отношение к белым в большинстве доброжелательное, но спустя некоторое время, когда белые проявят себя, отбирая все у крестьян, не платя почти ничего, отрицательное»; «настроение в тылу у крестьян меняется в пользу красных ввиду наложения податей на крестьян и больших наборов в народную армию»; «прежде шедшие против Советов крестьяне некоторые уже и те давно ждут того времени, когда прийдут красные». В итоге пленные нередко говорили: «Жители тыловых частей войной не довольны, недоволь-
ны и порядками Колчака» [1, Л. 15об., 73, 81, 147,]. Это соотносится с другими свидетельствами того времени [6, С. 235-236]. Тверже всего, по словам пленных, настроения за белых были в Пермской губернии и особенно Красноуфимском уезде: «Отношение жителей в Пермской губернии определенно против красных»; «в Красноуфимском уезде настроение крестьян против красных приближаясь к прифронтовой полосе настроение в пользу красных» [1, Л. 86, 159об.].
Результаты исследования. Показания пленных убедительно подтверждают позицию тех ученых, которые считают, что колчаковский «поход к Волге» потерпел поражение из-за ошибок и неорганизованности белых [7]. В период наступления белые части были боеспособны и достаточно устойчивы. Однако первые же поражения привели к огромным потерям и свели эффект на нет. Опросы ярко показывают крайне посредственный уровень колчаковцев: вооруженные в основном винтовками, при скудном количестве пулеметов и артиллерии, полуголодные-полуодетые, не знавшие, за что борются, части не могли быть боеспособными долго. В частях процветало дезертирство, особенно среди бывших красноармейцев, которых бездумно бросали массами на фронт. Все это касалось даже полков с громкими названиями: «штурмовые», «егерские», «бессмертные». Дисциплина поэтому держалась на суровых наказаниях, порках, запугивании и покорности молодых призывников. Не лучше было и в тылу, где реквизиции, налоги и мобилизации быстро вызвали разочарование населения.
- 1. РГВА. Ф. 169. Оп. 2. Д. 12.
- 2. Клавинг В.В. Белая гвардия. СПб: Ольга, 1999. 447 с.
- 3. Новиков П.А. Гражданская война в Восточной Сибири. М.: Центрполиграф, 2005. 415 с.
- 4. Симонов Д.Г. К истории Отдельной Сибирской армии (декабрь 1918 – июль 1919 г.) // Власть и общество в Сибири в XX веке. Сб. науч. ст. Вып. 3. Новосибирск: Параллель, 2012. С. 112-135.
- 5. Ситников М, Новиков К. Ударный «Бессмертный» батальон Ижевцев // Иднакар: методы историко-культурной реконструкции. 2014. № 6. С. 121-128.
- 6. Частные письма эпохи Гражданской войны. Неизвестная Россия: XX век. Ч. 2. М.: Историческое наследие, 1992. 384 с.
- 7. Ганин А.В. Враздробь, или почему Колчак не дошел до Волги? // Родина. 2008. № 3. С. 63-74.
Для цитирования: Заяц Н.А. Части Сибирской армии по разведывательным опросам 28–й стрелковой дивизии в мае–июне 1919 г. // Гражданская война на востоке России: взгляд сквозь документальное наследие: материалы V международной научно-практической конференции (18-19 октября 2023 г., Омск, Россия). Омск: ОмГТУ. С. 100-107.
- © Заяц Н.А., 2023
