Легенды о царской невесте

Материал из энциклопедии "Вики-Поляны"
Перейти к: навигация, поиск

Художественное творчество на основе малмыжских легенд о царской невесте

© В.К. Александров, 1990



Машенька – царевна Анастасия

Предлагаемая новелла является пересказом нескольких легенд, записанных историками-энтузиастами Малмыжа в начале ХХ века - с ещё более ранних источников. Как любое устное народное творчество, легенда, не претендующая на историческую точность, помогает узнать детали устройства и быта древнего Малмыжа.

В.К. Александров


Невелико сельцо Ивановское, что в 2-х верстах от пригорода Малмыжа, принадлежащее роду дворян Хлоповых. Сам городок лежит в долине реки Вятки - на дальнем северо-востоке Московского государства, в 135 верстах за Казанью, по Арской или большой Сибирской дороге, недавно покорён здешний край русскими. Прошёл Данила Адашев со своею дружиною, занял городище, которое защищал марийский князь Полдыш, и поселились здесь русские люди, присланы были стрельцы.

И снова попал в историю городок Малмыж и сельцо. После смерти Фёдора Иоанновича избрали бояре царём и великим князем Бориса Годунова. Новый государь решил избавиться от именитых бояр. В число опальных попала и семья Романовых - со всеми родственниками. Обвинили их в измене, кого в монахи насильно постригли, кого разослали по дальним городам.

Тогда и последовал указ:

«Лета 7109 (1601) июля в 1 день по Государеву и Великого Князя Бориса Федоровича всея Руси указу память диаком Офонасью Власьеву да Нечаю Федорову.
По боярскому приговору велено князя Ивана княж Борисова сына Черкасского послать в Сибирь на житье с Васильем с Нагаем с Холоповым.
И диаком Офонасию Власьеву да Нечаю Федорову князя Ивана Княж. Борисова сына Черкасского сослати с Васильем с Нагаем с Хлоповым в Сибирь на житье.
Диак Елизарий Былузгин».[1]


Однако выслан был князь в Малмыж.

Прибыл племянник Никиты Романова, сын Марфы Никитичны Романовой, будущей царицы-матери, в глухой городок Вятской земли. К нему был приставлен Василий Михайлович Хлопов. Сей царский «пристав» оказал себя полезным, незлобливым и услужливым человеком. За время ссылки он быстро сошёлся с князем.

Недолго пробыл Черкасский в изгнании: до следующей весны. К лету пришла новая грамота:

«От царя и великого князя Бориса Федоровича всея Руси Василью Михайловичу Хлопову.
По нашему указу велено тебе быти со князем Иваном Черкасским в Малмыже до нашего указу, и мы князя Ивана да дядю его Ивана Романова пожаловали, велели им быти на службе в Нижнем Новгороде, а с ним велели есмя быти тебе да Смирному Мамонтову.
И как к тебе ся наша грамота придет, и ты б князю Ивану сказал наше жалованье, что мы ему пожаловали, велели ему да дяде его Ивану Романовичу быти на нашей службе в Нижнем Новгороде, и велели их беречи, чтоб им ни в чем нужи некоторые не было, а сказав князю Ивану наше жалованье ехал бы еси с ним в Нижний Новгород, а вез бы еси князя Ивана простого, а не сковав.
А однолично б еси, едучи дорогою и будучи в Нижнем Новгороде, ко князю Ивану и к Ивану держали береженье великое, чтоб им в дороге в Нижнем ни в чем нужи не было, и лиха над собой никоторого не учинили. А ежели бы еси от Малмыжа до Казани и имал подводы под себя и под князя Ивана и под человека его по той нашей подорожной, что дана тебе с Московы до Малмыжа.
Писан на Москве лета 7110 (1602 года) мая в 28 день».[2]


Уехал князь. Хлопову же царь за службу пожаловал пригородную деревеньку. Здесь поселился брат княжего «пристава» Иван Михайлович Хлопов, почему и называлось в то время сельцо (Калинино) Ивановским.

После смерти Годунова наступило «Смутное время». Близь Москвы блуждали шайки «воров», мятежников, а здесь, среди дремучих лесов, было спокойно: слишком далеко лежал малмыжский край от столицы, не проникали сюда волнения, которыми были охвачены центральные провинции.

Пронеслись смутные годы, и на престол вступил юный Михаил Романов. Москва очистилась от измены и предательств. Прочное место возле трона заняли старые, испытанные друзья царского дома. Близко к царю встал его родич - князь Иван Борисович Черкасский, бывший когда-то в Малмыже ссылкою. Не забыл царедворец бывшего «пристава», отблагодарил, когда минуло лихолетье, приблизил ко двору царскому.

Меж тем жизнь в Ивановском своим чередом шла. Местность здесь была живописная. Сельцо располагалось около оврага, прорезавшего покатую возвышенность - склон к зеленеющим лугам речки Шошмы, ниже Малмыжа впадающей в Вятку. Склоны долины покрыты густыми хвойными лесами. Они обступили со всех сторон дороги в село. Внизу, по лугам, вилась причудливыми узорами синяя Шошма, изгибы ее казались кусками лазурного неба, упавшими на землю.

Село было невелико. По одну сторону Казанской дороги стоял помещичий дом - усадьба Хлоповых, по другую - расположились крестьянские избы. Селился тут всякий люд, приходивший к помещику. Жили и посадские из Малмыжа, хотевшие поработать на оброке у Хлоповых. Места привольные: много было земли и леса, зверья всякого и дичи. Жилось поэтому у Хлоповых неплохо. Охотно шли к ним переселенцы из Московии, искавшие новых мест здесь, в заволжских дремучих лесах.

Иван Михайлович занимался устройством своего хозяйства. Дремучий лес был немного расчищен и разбита пашня. Усадьба постепенно отстраивалась, появились амбары, перестроился и расширился помещичий дом. Хозяйство наладилось отменно, за всем зорко следит опытный хозяин.

Особенно хорошо было, когда вода сходила с лугов. Шошма успокаивалась в берегах, когда все цвело и пело. Сельские девушки водили хороводы. Собирались они и на господском дворе. Вступала в них помещичья дочка - молодая девица Машенька Хлопова. Выходили тогда на крыльцо посмотреть на хоровод и сам хозяин-вдовец, и сестра его, и старая тетушка.

Смотрит, бывало, так-то Иван Михайлович на свою красавицу дочку, любуется ею и вспоминается ему покойная жена Евдокия Дмитриевна, на которую похожа собою Машенька. Грустно станет Ивану Михайловичу, смахнет он слезинку, скажет:

- Эх! Дай Бог Царство Небесное Авдотьюшке, а Машеньке - счастья да радости!

Повздыхают старые родственники, а он уйдет в лес, походит там, наедине развеет свою печаль, наберет цветов или ягод, принесет своей единственной отраде.

А Машеньке-то всего шестнадцатый годок пошел. Не знает она еще ни печалей, ни забот, ни того, какая горькая уготовлена судьбина. Приласкается иногда к отцу, попросит рассказать что-нибудь про матушку. Тот и рад ласке дочери.

Как скончалась Евдокия Дмитриевна, не пожелал Иван Михайлович жениться на другой, пожалел дать мачеху Машеньке. Решил сам воспитать - с помощью сестры и тетки. Уехал в это сельцо, всецело отдался хозяйству, думал тихо прожить остаток дней в глубоких дебрях Малмыжского края.

Машенька росла крепкой, веселой девушкой. Среднего роста, стройная, со смугловатым лицом, на котором светились голубые глаза, с длинными косами, была она писаною красавицей. Под руководством тетки и бабушки познавала хозяйство, умела и стол приготовить, и работниками распорядиться, и на огородах посмотреть. Знала она и рукодельные работы: могла шить, вышивать, строчить. Своими руками вышила воздухи в Малмыжскую церковь - вклад на помин матушки.

Больше всего любила Машенька поездки в городскую церковь - летом в колымаге, зимой - в санках. Быстро проедут через три оврага, пересекавшие дорогу, мимо Адашевской слободки, что при последнем овраге. Жили тут люди неспокойные - остатки адашевской дружины. Своей земли не имели, промышляли охотою, не брезговали, говорят, и грабежом.

Вот и Малмыж. Стоит он на берегу Шошмы, со всех сторон окружен узкими и глубокими оврагами, обнесен стеною из дубовых бревен. По углам - четыре башни, а в середине стены - Спасская башня с воротами. Над ними висит «царский образ» Спасителя, говорят, жалованный самим Иоанном Грозным. На вышке стоит пищаль - для обороны ото всякой напасти. Внутри крепости - домишки стрельцов, а на Елабужьей улице, что идет от Спасской башни, - государев двор, где правит воевода, приказная изба и пороховая казна.

На берегу Шошмы, возле крепостной стены, стоит деревянная церковь - во имя Знамения Божией Матери, икону которой принесли сюда стрельцы, переселённые из Нижнего Новгорода. В эту церковь внесла Машенька свой дар. На другом конце крепости возвышается часовня - во имя Святого Ильи Пророка, образ его принесли тоже стрельцы - при первом своём поселении.

Вокруг знаменитой церкви растут березки, тут образовалось кладбище. Бедная в Малмыже церковка: ризы холщовые, сосуды деревянные, икон мало, книги рукописные. В церкви становятся Хлоповы на почётное место, поближе к иконостасу - все горожане уважают помещика.

Машенька любит церковную службу, молится усердно. Поминает за упокой матушки, молится за здравие батюшки, тетушки, бабушки, дяди Василия Михайловича, живущего далеко в Москве, поминает и юного царя Михаила Федоровича.

После обедни подходят к Хлоповым знакомые горожане: воевода, подьячий, пушкари, воротники, знакомые стрельцы и виднейшие посадские люди: Емельян Судовиков, Фофан Ермаков, Архип Бледной, Деметрий Батуев... Поговорит Иван Михайлович с ними, узнаёт городские новости, сам расскажет, что получил от брата из Москвы, зайдёт к знакомым - посидеть после обедни. По дороге домой рассказывает Машеньке про ссылку князя Черкасского, про тайник под городом, а то помянет старые времена, походы и войны - про Данилу Адашева и малмыжскую битву, черемисского князя Полдыша, павшего тогда. Или примется повествовать, каким опасностям подвергался царь Михаил в лихолетье, когда скрывался в таких же заволжских дебрях. Любопытно девушке, нет-нет, да и закрадётся мысль, когда она попадёт в столицу - к дяде Василию?

Однообразна жизнь на селе. Нет ей ровни - они одни здесь помещики, зато дружит Машенька с крестьянскими девушками. Вместе с ними она ходит в лес за грибами, хотя старушки тайком плетутся следом - для убережки на всякий раз. Любят свою «барышню» и сельчанки - веселая она, любит песни петь, да хороводы водить.

Так бы всё и шло, однако в начале зимы 7124 (1616) года пришла из Москвы «память» - письмо от Василия Михайловича Хлопова. Он извещал брата, что новый царь решил выбрать себе невесту и повелел собрать со всей Руси девиц благородного звания в Москву - на смотрины. Они были назначены на январь, и Василий Михайлович настойчиво убеждал брата везти Марьюшку, поскольку она собой красивая, роду хорошего - дворянского, воспитания строгого - хозяйственного и домовитого, чем-де наша хуже других девиц-дворянок, которых свезут к Москве из дальних вотчин, поместий и деревень. А если выпадет несказанное счастье, да царь выберет нашу барышню - великая честь и богатство выпадут на долю всех Хлоповых! К тому же сильно смущает его князь Черкасский - двоюродный брат государя, уговаривает непременно представить племянницу на царские смотрины. И уже самому царю Михаилу на докладе сказано, что у Хлоповых есть красавица-племянница, а укрывать девушек от такой чести не позволено. Выходит, следует везти Марьюшку на Москву.

Призадумался Иван Михайлович, прочитав эту грамоту. Конечно, великая честь - представить дочь на царские смотрины, а если выберет её царь в жёны - ух! - даже голова кругом! Подумать страшно... С другой стороны, водворяться в Москву, в боярский круг, где столько сплетен, интриг... Чего проще - сидеть на месте, ездить в Малмыж, раз в два-три года собраться в Казань.

Рассказал Иван Михайлович о своей кручине сестре да тётке. Те охнули и принялись рассуждать о нарядах и хлопотах по поездке - всё развлечение, а как там будет, на то воля Господня.

Поехал Иван Михайлович на совет к другу своему - малмыжскому воеводе, Ивану Горихвостову. Дружно жили «соседи» - помещику нельзя без обереги стрелецкой, воеводе тоже не с кем обдумывать «указные памяти», присылаемые из Казани. Всегда в трудную минуту держали совет друзья. К тому же, помнил воевода, что брат помещика около престола близко стоит, да и сам Иван Михайлович видал всякие виды, служил при Иоанне Грозном, который вызывал его из Твери на царскую службу.

Вот и воеводские хоромы о двух горницах, в белой - гордость Горихвостова, оконница прозрачной слюдой заставлена, а не бычьим пузырем, как прочие. Из-под воеводского двора идёт подземный ход. Куда он ведёт, никому не ведомо; то ли к Шошме, то ли в овраг Мокшу.

Стрельцы в красных шапках с жёлтой опушкой отворяют Ивану Михайловичу ворота. Сам воевода встречает на высоком крыльце, ведёт в горницу. Невысокая комната с бревенчатыми стенами, в красном углу - иконы в серебряных окладах с жемчугами, у одной стены - поставец с оловянной посудой. Тесовый пол устлан половиками, сотканными из разноцветной ветоши. По стенам стоят лавки. Стол в переднем углу покрыт скатертью хорошего узорного холста. Иван Григорьевич Горихвостов садит друга-помещика в передний угол, велит подать кубки и мёду.

За кубком приезжий рассказывает воеводе и тёзке семейную новость. Так и всплеснул воевода руками! Даже и слушать не захотел про разные отговорки. Потом успокоился и вместе друзья стали рассуждать о всевозможных последствиях решительного шага. После продолжительной беседы и нескольких кубков мёду решили, что не ехать в Москву нельзя и что в случае неудачи они ничего не теряют.

Воевода проводил Ивана Михайловича с большим почётом: вдруг царёв тесть! А помещик, прежде чем направиться домой, проехал на посад - к знакомому Емельяну Судовикову. Выехав с Государева двора, Иван Михайлович проследовал мимо съезжей избы - большого неуютного здания, в котором хранились в ларях указные памяти, где проходили воеводские заседания и творились суд и расправа, свернул на Магазейную улицу. Здесь хранились пищали, ядра, порох, свинец. Далее Водяными воротами выехал из крепости, спустился в овраг, по которому протекала речка Мокша, а на другом его берегу расположился посад. Он тоже был обнесён деревянной стеной - с четырьмя башнями по углам, две из которых были глухими, а в других имелись ворота, называвшиеся по Святым образам на них - Никольскими и Казанскими. Въехав на посад, Иван Михайлович проследовал через торговую площадь на Никольскую улицу. Здесь стояли дома виднейших малмыжских старожилов: Вотяковых, Гущеваровых, Ермаковых, Плишкиных, Судовиковых, а также новых поселенцев - Батуева, Садакова, Трубицына и выходцев из стрельцов - Глезднева, Зонова, Пушкарёва. Это были маленькие трёхоконные избы деревенского вида, с пряслами вместо заборов. Посадские все занимались хлебопашеством, сначала - исполу на стрелецких землях, дарованных тем царями Иоанном и Федором, а теперь и сами получили леса и угодья.

У своих ворот Ивана Михайловича встретил Емельян Судовиков - седой старик, отец которого участвовал ещё в первом походе Иоанна Грозного под Казань, находился в дружине Адашева и остался в Малмыже со времени самого его завоевания.

Иван Михайлович переговорил с хозяином о делах и не утерпел - сообщил о своей новости. Призадумался Емельян, голову опустил, но потом поздравил с честью, пожелал поменьше разочарований и напомнил, сколько хлопот бывает в придворной жизни.

Смеркалось, когда Иван Михайлович выбрался из посада, миновал крепость и добрался до сельца. Только вечером, сидя за ужином, сообщил Иван Михайлович нечаянную новость Марьюшке. Она сначала была так поражена, что не поверила. Потом обрадовалась предстоящей поездке в Москву и с того вечера ни на минуту не забывала о том, что скоро поедет в Москву.

Отъезд был назначен в Праздник Введения - 21 ноября. Спешно все приготовляли тётушка и бабушка, сильно их заботили разные хозяйственные вопросы - что с собой брать, что оставить. Заботил Ивана Михайловича вопрос о поместье - кого оставить за хозяина. Никого из родственников здесь не было. Рабочие люди все были молодые, ненадёжные. Воеводу просить тоже было несподручно: сегодня он здесь, а завтра - куда-нибудь в дальние города. Решил Иван Михайлович оставить доверенным посадского Судовикова - он человек пожилой, опытный, здесь все порядки и людей знает.

И только до Машенькиных дум никому не было дела. Она же, как дитя, думала только о поездке, новых впечатлениях, интересных местах. Изредка не то со страхом, не то с изумлением думала о молодом царе Михаиле, да и он казался ей скорее сказочным, чем настоящим человеком, тем более - женихом. Не думала, не гадала девушка, что ждет её при царском дворе.

Наступил назначенный день отъезда. Рано утром поехали Иван Михайлович с Машенькой и тётушкой в церковь на молебен. Чуть брезжил рассвет. Ели стояли в снегу, но было тепло. Отслужили напутственный молебен Всемилостивому Спасу, Владычице и Преподобной Марии Египетской - Машенькиной покровительнице и вернулись в село. Потрапезовали, попрощались с бабушкой, со всей дворней и тронулись в путь-дорогу, чтобы засветло добраться до большого старинного селения Кара-Дуван, где у Ивана Михайловича был знакомый татарин - Мурза Янгул.

Со странным чувством покидала Машенька родных, с детства знакомые места. Жалко было прошедшего беззаботного детства, радостно-сладко щемило сердце от нового неизвестного мира большого и тревожило неведомое, грозное будущее. Не раз шептала молитвы к матушке своей, чтоб отвела всякую беду, не раз смахивала слезинки будущая царёва наречённая.

Вечерело, когда знатные путешественники вкатили на широкий двор Мурзы Янгула - доброго знакомца Хлопова. С почётом принимал Мурза знатных гостей, отвёл им лучшие комнаты.

Утром двинулись Хлоповы дальше. Поднялись до истоков Шошмы и вступили в дремучий Кара-Дуванский лес, в котором нет ни жилья, ни встречных дорог. Нехорошая слава ходила про этот лес. Кишел он разбойниками: и русскими, и татарами. Благополучно проехали его и заночевали в городе Арском, где имелась крепость, основанная ещё татарами и отстроенная заново при царе Иване Грозном. Воеводой здесь сидел Симеон Иванович Яхонтов. У него и остались Хлоповы. Сообщил Иван Михайлович Яхонтову о цели путешествия, подумали они вместе и решили, что чему быть, того не миновать и на всё воля Божья. Утром отправились Хлоповы дальше. Перекрестил Симеон Иванович Машеньку, даже слезу обронил - любил он подружку своих маленьких дочурок.

Уже стемнело, когда путешественники прибыли в Казань. Прокатились повозки по укатанным улицам, застроенным высокими домами, множеством храмов и остановились на Спасской улице - у посадского человека Петра Овсянникова. Тут пробыли подольше, лишь через день отправились в дальнейший путь.

Было ясное утро, когда повозки выехали из Казанских городских ворот и направились к Волге, по Московской дороге. Здесь уже не было тех глухих мест, что ранее, движение было из Нижнего Новгорода большое. В Услоне переехали Волгу, отобедали в Свияжске и всё ближе, ближе продвигались к цели. На Николин День прибыли в Нижний Новгород. Остановились здесь у старушки Корниловны - дальней родственницы покойной Евдокии Дмитриевны. Она очень ласкова к Ивану Михайловичу, у которого на свадьбе была свахой. Радушно приняла гостей, суетливо хлопотала с угощеньем и всё тужила, что нельзя ей поехать в Москву, посмотреть на Марьюшку, как она будет в невестах.

Корниловна жила под Печерским монастырем - на краю города. Эта тихая окраина напоминала Марьюшке спокойное приволье родного села. Но вот прошла неделя и надо было покидать тёплые горенки ласковой Корниловны. Провожаемые бесчисленными советами, благословеньями, Хлоповы двинулись в Москву.

Шло время. Долго шли известия из столицы до Малмыжа, однако и с запозданием, но узнали малмыжане с радостью, что на Машеньку пал выбор царя. Ей были отведены покои во дворце, установлены «чины по государеву обряду», дано, согласно обычаю, новое имя. Истово молились прихожане в той самой Знаменской церкви, где находились Машенькины дары, «о благочестившей Государыне Царевне о Великой княгине Анастасии Ивановне», как было указано Москвою.

Вдруг пришла новая весть: бояре на «думском сидении» признали Марию Хлопову недужной неизлечимой болезнью, которая «чадодеянию будет помехой», и что «живота ей долго не чаяти», следовательно, невеста «не прочна и к государевой радости не годится». Удивились знавшие Марьюшку здоровой и весёлой. Пошептались люди по за углам, что де сгубили девку бояре, пожалели о ссылке её с родственниками в далёкий Тобольск.

Однако постепенно опять забыли - не до царских дел, своих полно. Но вот через четыре года при помощи царёва отца Филарета, вернувшегося из польского плена и ставшего патриархом, по царскому указу Хлоповой вернули «царевнино» имя и перевели в Нижний Новгород. Ещё через три года Филарет провёл расследование дела царской невесты. Суд Боярской Думы за то, что «государевой радости и женитьбе учинили помешку», бояр Салтыковых выслал в отдалённые вотчины. Словом, возрадовались малмыжане, ждали Машенькиной свадьбы. Ан нет, новый указ последовал - о вторичном «разжаловании» царской невесты.

Обветшала усадьба Хлоповых без хозяйского глаза. Не стало на свете сестры и тётушки Ивана Михайловича. Забылись сам хозяин и его дочка.

Однажды в сельцо прибыл возок и завернул на помещичью усадьбу. Вышла из него женщина в тёмном одеянии - не то вдовьем, не то монашеском, настрого приказала дворне языки держать на привязи. На другой день возок покатил в Малмыж. Мало что изменилось в городке, пообветшали стены крепости да сменились начальные люди.

Незнакомка пошла к службе в Знаменскую церковь. Заказала поминание по рабам Божьим Иване да Евдокии. Истово молилась о здравии царя Михаила Фёдоровича. Церковный причт и все, бывшие в церкви, удивились и гадали: кто эта женщина? Лишь один воевода, извещённый о ней из Казани, приветствовал по выходе из церкви:

- Здрава буди, матушка Мария Ивановна!

Стремительно подняла опущенную голову неизвестная, гневом полыхнул словно огненный взгляд:

- Врёшь, воевода! Была и есть я царевна Анастасия! Слаб душой государь против матушки своей да бояр Салтыковых. А не сломать им любовь нашу! - села в возок и уехала.

Тут только опомнились люди - сама опальная царская невеста пожаловала!

Никто больше не видел несчастную Марьюшку.

Только воевода изредка в кругу знакомцев за чаркой мёда говаривал:

- Да... а, оболгали Салтыковы Марью Хлопову, побоялись удаления от трона. Марфа-старица, мать царя, пригрозила в монастырь уйти, если Хлопова будет царицей. А Михаил-то, говорят, крепко полюбил её, когда на Богомолье к Троице вместе ездили. Да и потом сколько не женился, пока Марья в Сибири была. Ан слаб оказался. Сколько Филарет его корил! Одно для невесты только и выпросил: оставили её в Нижнем Новгороде, дали дом покойного Козьмы Минина, оклад царский положили. Так-тo.

Вскорости стало известно, что померла Машенька - царица Анастасия.

Только и сказал простой люд:

- Высоко взлетела, голубка, да крылышки опалила, любовь свою от бояр-ястребов не уберегла.


Послесловие

Хлоповой дали в Нижнем Новгороде владение, двор умершего Козьмы Минина, и достойное содержание до конца её дней. Мария Ивановна прожила там 9 лет и умерла в 1633 году.

Михаил Федорович Романов женился в 29 лет на Марии Владимировне Долгоруковой, вскоре умершей. На следующий год царь вступил во второй брак с Евдокией Стрешневой.

Предыстория легенд о царской невесте

© В.А. Слесарев

Публикации в российской прессе

Одной из первых публикаций, привлёкших внимание к этой истории, была статья выдающегося писателя, краеведа, беллетриста-этнографа, историка Павла Ивановича Мельникова (Андрея Печерского), напечатанная в 1845 году в газете "Нижегородские губернские ведомости" под названием "Мария Ивановна Хлопова, невеста царя Михаила Федоровича".[3]. В этой статье сообщалось, что 20-летний царь Михаил Фёдорович Романов "невестою своею избрал дочь небогатого дворянина Ивана Хлопова, Марью." Место жительства девицы было не указано, и отец упомянут только по имени, без отчества. Там же Мельников-Печерский перечисляет близких невесты, находившихся при ней:

"Ея отец, дядя Гаврила Хлопов, мать и бабка (по фамилии Желябужская) приняты были ко Двору и пользовались особенными царскими милостями."

Подробности о жизни девицы до смотрин Мельников-Печерский не раскрывает. Возможно, в источниках, какими он пользовался, таких сведений не имелось.[4] К тому же, нижегородского краеведа больше интересовало её пребывание в Нижнем Новгороде. Статья завершается фразой: "Могила несчастливицы неизвестна".

Впоследствии был ещё ряд публикаций по этой теме:

  • В 1860 году был издан 9-й том многотомника С.М. Соловьёва "История России с древнейших времен", посвящённый царствованию Михаила Фёдоровича. В 3-ю главу этой книги[5] было включено описание судьбы царской невесты Марьи Хлоповой.
  • Забелин И.Е. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях. Глава III. Женская личность в положении царицы. - М., Типография Грачева и Комп., у Пречистенских в., д. Шиловой, 1869. - http://az.lib.ru/z/zabelin_i_e/text_0070.shtml
  • Русские исторические женщины: Популярные рассказы из русской истории. Женщины допетровской Руси / Сост. Д. Мордовцев. Санкт-Петербург: Изд. книгопродавца К.Н. Плотникова, 1874. - С.269-276.

Публикации малмыжских историков

Впервые версию о том, что Мария Хлопова в детстве проживала в сельце Калинино близ Малмыжа, высказал Степан Кирович Кузнецов. При этом он ссылался на исторические предания, бытующие среди малмыжского населения.

Историк М.Г. Худяков на одном из заседаний Вятской учёной архивной комиссии представил свой "Исторический очерк города Малмыжа", который был напечатан в 1916 году в очередном выпуске "Трудов Вятской учёной архивной комиссии". (Cм. главу 5 из этого очерка, где изложена история про ссылку князя Черкасского, увязанная с историей о Марии Хлоповой.) Впоследствии эта история сподвигла Михаила Георгиевича Худякова на создание художественной повести "Царская невеста", основанной на исторических источниках. Эта повесть не была завершена, сохранилась в рукописи, и в 2015 году рукопись опубликована Малмыжским краеведческим музеем отдельной брошюрой. В рукописи М.Г. Худякова пребывание Марии Хлоповой в сельце Калинино отнесено к началу Смутного времени (1601-1609 гг.), причём в его публикации очерка в ТВУАК об этом факте говорится весьма осторожно:

В Малмыже сохранилось несколько преданий о царской невесте. Калинино (сельцо Ивановское) в начале XVII века принадлежало будто бы Хлоповым, и «царевна Анастасия» провела здесь свое детство. По другим преданиям, она была сослана сюда или, по крайней мере, приезжала пожить в своем поместье.

В художественной новелле В.К. Александрова, приведённой выше, использованы фрагменты этой рукописи и сведения из указанного исторического очерка.

Данные генеалогических исследований

Жизненные пути рода Хлоповых по крайней мере дважды достаточно тесно соприкасались с российскими самодержцами. Благодаря этому Хлоповы внесены в частные родословцы, и они обрели статус «родословных людей».

В начале ХХ века отечественные генеалоги проявили большой интерес к родственным связям последней жены Ивана Грозного и матери царевича Дмитрия - Марии Федоровны Нагой. Была опубликована целая серия специальных заметок в "Известиях Русского генеалогического общества" (ИРГО).

В ходе этих генеалогических разысканий Н.В. Мятлевым было опубликовано родословие старинных коломенских вотчинников Хлоповых, сообщавшее о браке Мамелфы Ильиничны Хлоповой и Ивана Семеновича Нагого – двоюродного брата царицы Марии.[6] Это же "родословие" упоминало и Марию, дочь Ивана Ивановича Хлопова, выбранную в 1616 г. в невесты двадцатилетнему царю Михаилу Фёдоровичу. В родословном древе Хлоповых, приводимом Н.В. Мятлевым, отсутствует такая персона - Василий Михайлович Хлопов, который фигурирует в вышеупомянутых двух царских Указах, посланных в Малмыж в связи со ссылкой князя И.Б. Черкасского. Однако исследователь отмечает, что по данным «Тетради дворовой 7045 года» и писцовой книги 1577 года в Маковском стану Коломенского уезда среди детей Хлоповых, владевших «старинными отцов их вотчинами», упоминался Василий Михайлов.

Хлоповы.jpg

Родословное древо Хлоповых (по Н.В. Мятлеву).

Среди известных носителей фамилии Хлоповых примечательны два человека, чья биография связана с Вятской землёй[7]:

  • Хлопов Гаврила Васильевич — письменный голова, воевода в Тобольске (1603-1605), Вологде (1611), дана вотчина в Дмитровском уезде (1612), за московское осадное сидение (1608) дана вотчина в Романовском уезде (1614), служил во Владимирском судном приказе (1615), воевода в Уфе (1616-1618), Вятке (1628), пожалован поместьем в Дмитровском уезде (1627), московский дворянин (1627-1629), жена княжна Елена Никитична Елецкая.
  • Хлопов Дементий Фёдорович — воевода в Малмыже (1630), Козельске (1640-1641), вотчинник Московского уезда.

Дополнительную информацию дают также данные по родословию Желябужских - дворянского рода бабушки Марии Хлоповой - Феодоры Желябужской. Среди Желябужских примечательны несколько человек, так или иначе пересекавшихся с царской невестой[8]:

  • Александр Григорьевич Желябужский — был в ссылке в Нижнем Новгороде (1620).
  • NN Григорьевна, замужем за Иваном Ивановичем Хлоповым. Дочь их Мария-Анастасия Ивановна Хлопова, нареченная невеста царя Михаила Федоровича. Умерла в Нижнем Новгороде (1633).
  • Григорий Григорьевич — сибирский воевода, разбивший (1601) сибирского царя Кучума, взял в плен восемь жен и трёх сыновей Кучумовских и отправил их в Москву. Жена Феодора, по наречению её внучки М.И. Хлоповой царскою невестою, жила во дворце, потом была сослана и жила с нею и с детьми в Нижнем Новгороде (1620).
  • Желябужский, Фёдор Григорьевич (ум. 1615) — воевода Белевский; дипломат. До вступления на престол царя Михаила Федоровича, послан был с грамотою к его отцу Филарету Никитичу, находящемуся в польском плену.
  • Иван Григорьевич — воевода в Шацке (1616—1619). Был в ссылке в Нижнем Новгороде (1620), когда туда была переведена из Верхотурья сосланная Мария-Анастасия Хлопова (1621). Воевода в Уфе (1628—1630).

Вероятно, М.Г. Худяков не успел ознакомиться с результатами этих исследований, т.к. в его рукописи повести "Царская невеста" содержатся другие генеалогические данные.

Вопрос о том, где родилась Мария Хлопова и где прошли её детские годы, продолжает оставаться открытым.

© Н.И. Налимов, 1996.



Царская любовь

Про древние любовные страдания
Народом сохраненное предание.
Н.И. Налимов

Нам кажется, что древний мир земной
Был беспросветной, непроглядной тьмой;
Мы на него взираем свысока,
О нем немного знаем, мало помним,
А были ведь минувшие века
Цивилизации – и ствол, и корни.

Коль глянуть без предвзятостей, прикрас,
Так были древние не хуже нас;
Борясь со злом, жить в рабстве не хотя,
Любить умели, до смерти трудиться;
Их опыт и ошибки их учтя,
Мы Родиной не можем не гордиться.
            ***   ***
Страна разорена, накалена,
Русь в «смутные» вступала времена.
Бояре угрожали власти царской,
Но злой Борис строптивых не щадил;
Попал к нему в немилость князь Черкасский – 
Лишил имений, в ссылку проводил.

Царь князя изгонял на долгий срок
В Малмыж – глухой и темный городок
И зорким стражем, приставом к нему
Борис Василья Хлопова поставил,
Чтоб ссылку князь воспринял как тюрьму,
Не уважать не смел царевых правил.

Но вскоре князю статус изменен:
В другое место он переселен.
Василий Хлопов выбыл вместе с ним,
Сельцо племяшу Ване заповедав,
Который за десяток лет и зим
На царской службе уйму бед изведал.

Живет Иван, крестьян владельцем став,
От городка Малмыжа в двух верстах;
В сельце Калинино ему почет;
Здесь, правда, не Москва, места глухие.
Но эти неприятности не в счет,
Боль тяжелей – тоска по Евдокии.

Скончалась преждевременно жена,
А красоты какой была она!
Осталась Маша – маленькая дочь,
Похожая на полевой цветочек
И голосочек материн точь – в – точь:
Как серебром звенящий колокольчик.

С утра до ночи Машенька в игре.
Спросил отец дочурку во дворе:
- Каким  ты, Маша, делом занята?
- Я отпустила со двора бабулю, - 
Ответила, слова ломая, та, - 
Сама ципляток от волон курулю.

Иванова отрада и любовь!
Да разве может он жениться вновь
И чувства сердца поделить с другой,
Вниманием ополовинить дочку!
Жестокой обречен на век судьбой,
Он на любви иной поставил точку.

В кругу ему подаренных крестьян
И радуется и грустит Иван;
О милой Евдокеюшке скорбя,
В делах хозяйских хлопотно сгоря,
Однажды вдруг отметил про себя:
«Ведь дочка – то у нас совсем большая!»

Завидит Маша издали отца,
От радости меняется с лица,
Спешит к его груди щекой прильнуть:
- На Шошму побегу, позагораю.
- Там омуты, опасность утонуть…
- Я плавать научилась и ныряю.

«Пусть от природы силы копит, пусть!» - 
Но отбежит и в сердце - камнем грусть,
Пустеет мир, и нет тоски больней,
Чем не видать вблизи дочурки милой;
Влечет быть неразлучно рядом с ней
Какою-то магическою силой.

Растет она веселой, разбитной,
Здоровьем крепкой, бойкой, могутной,
Стройна, голубоглаза, чуть смугла,
Коса густая, в деле не ленива,
Прекрасный приготовить стол могла
И вежлива со всеми и учтива.

Во всей округе этих диких мест
По родовитости ей равных нет,
Но, знатностью дворянской не кичась,
С детьми крестьянок убежит до Шошмы,
То на качель, то, в плащик облачась,
В лес за грибами – в девственные сосны.

А с неба нудь – так Маша из окна
Глядит в луга, тосклива и скучна,
Молитвы шепчет, нежно вспомнит мать
И память отзовется свежей болью,
Кровинка каждая спешит рыдать,
Терзая незабывною любовью.

Нет материнской ласки – дом пустой
И девочка живет в нем сиротой.
Хотя из ниток розы, но свежи,
Их Маша дни и ночи мастерила
И для помина маминой души
В малмыжской церкви Спасу положила.

А годы, не скуля, берут свое
И девочка уже – на выданье.
Красавице вот – вот шестнадцать лет.
В монастыре в Москве не раз говела.
Умна, стройна, видала «высший свет»
И в строгости, и в скромности созрела.
            ***   ***
По всей России в схватках кровь текла,
Хозяйские порушены дела.
Лжедмитрий, поляки, казаки
Зорили землю, перли на столицу,
И царские бескровные полки
Не в силах были сдерживать границу.

Встревожен Минин: над державой - тьма,
И поднял на врагов народ Козьма.
Разбил Пожарский в боевом пылу
Захватчиков, свободу дав столице…
И вот уже Заруцкий - на колу,
Марина Мнишек догнила в темнице.

Чтоб процветать и славится, как встарь,
России нужен новый государь.
Довольно войн, боярских жадных ссор,
Пора отбросить вон клинки и пики…
И Земский собирается собор
Для выбора Российского владыки.

Князья страшатся умного царя,
В Соборе откровенно говоря:
- Романов Миша молод, несмышлен,
Не как Борис, нас властью не раздавит.
- К тому ж - внук Грозного…
- Пусть будет он.
- Мать Миши (не без нас) страной поправит.

Царю большой страны шестнадцать лет,
Ни опыта, ни силы воли нет.
Отец в плену, как может, правит мать.
Державу грабят шведы и поляки.
Но жизнь течет. Пора жену искать,
С ней обживать кремлевские палаты.

Не удалось ему любви испить:
Не встретил ту, что мог бы полюбить,
Но чувствует, что где-то есть она.
В советах добрых родственники правы:
Должна быть государева жена
Красавицей и символом державы!

Царь по стране бумагу разослал,
В «указной памяти» он приказал:
«С восточных и до западных границ,
Из вотчин старых, городков целинных,
Всех званья благородного девиц
Зимой собрать в столицу на смотрины».

Приблизиться к царю никто не прочь,
Для этого нужна красотка – дочь.
И в ход пошли интриги, болтовня,
Схлестнулись в черных сплетнях интересы.
Ждать остается жребьевого дня:
Кого царенок выберет в невесты.
            ***   ***
Сдержать волнения Иван не мог,
Аж сердце жжет Василия письмо:
«Из белокаменной поведать рад,
Что царь, желая заиметь царицу,
Велит на смотр дворянских юных чад
К Николе зимней привести в столицу.

Твоя дочурка так умна, мила,
Царицею вполне бы стать могла,
К тому же о красе ее царю
Докладывал Черкасский на приеме.
Вези, Иван. Я дело говорю!
Не век сидеть ей в деревенском доме

Вскружилась голова, и сердце: - ух! –
От высоты вдруг захватило дух.
Подумать страшно. Жизнь менялась вмиг,
Вступая в мир и сплетен, и коварства!
«Избавь Господь от княжеских интриг,
От славы и заманчивого царства!»

В момент потерян барином покой:
Задумался над дочкиной судьбой.
Трепещет весь. Темнеет белый свет.
Сует в карман пришедшую бумагу:
«Поеду к воеводе на совет!»
- Ефимка, запряги-ка колымагу!

Малмыжский воевода – верный друг,
Для Хлопова всегда найдет досуг.
Он рад был новость важную узнать.
- С «указной памятью». Иван, все просто:
Тебе ее нельзя не исполнять, - 
Ответил ни без лести Горихвостов.

А вечером Иван в кругу семьи
Оповещал решения свои:
- Готовьтесь, дорогие, к пиршеству.
Шестнадцать дочке, справим именины
И в Веденье отправимся в Москву:
Царь девиц созывает на смотрины.

Еще звучали жгучие слова,
Тишь напрягалась, словно тетива;
По спинам пробежал колючий зуд,
Друг другу в лица, изумясь, смотрели;
У бабки Феодоры цокнул зуб, 
У тетки, заморгав, глаза мокрели.

А Машенька, услышав про царя,
Зарделась, как багровая заря,
Почувствовала: в жизни - поворот;
Судьба иль сжалилась, иль только дразнит? 
Откуда ни возьмись - смешинка в рот, 
А Маша в смех, в семье  - веселый праздник.

- Ты, тятенька, царя из сказки взял?
- Нет, дочка, правду сущую сказал.
- Что ж, не прикажешь: «Молодость, замри!»
От жизни не уйти – куда деваться?
Как ни решай и что ни говори,
Раз царь велит, давайте собираться.

Затмила мозг нечаянная весть.
«Царицей стать?! По мне ль такая честь!»
Неведомая жизнь – в ее мечте.
Щемило сладко сердце чувством странным.
Мир детства растворялся в суете,
Царь сказочным витал, а не реальным.

Пуржит ноябрь. Подходит Введенье
Все больший страх преследует ее.
Бессонна ночь. Забрезжил чуть рассвет,
Ефим карету снарядил в дорогу.
Сначала в церковь – матушке обет:
Как можно в путь, не помолившись Богу!
            ***   ***
Блестит в убранстве праздничный дворец,
Где начались смотрины, наконец.
Здесь – девы благороднейших кровей
Из западных провинций и восточных;
Нежны смуглянки солнечных степей,
Как рюмочки стройны - с земель полночных.

Чтоб лучше показать телесный дар,
Переминается живой товар.
Одни важны, солидны, те – легки;
Шатенки есть, брюнетки и блондинки;
Вот эти – высоки, а там низки,
Но все, как – будто списаны с картинки.

А Маша в свете, бьющем из окна,
В большом полукругу стоит одна.
С сыночком Мишей рядышком сидит
На троне-кресле матушка-царица;
Она с вниманьем, пристально глядит
На рост, на стать и на девичьи лица.

Плеснулась музыка над потолком,
Ошпарила сердца, как кипятком;
В мгновение пространством завладев,
Живительным узором вводит в трепет
И сразу же средь возбужденных дев
Смолкает в зале задушевный лепет.

И вот уже девицы-смельчаки
Включились в танец – «набирать очки»;
Ведь молодость и музыка – друзья,
Здесь, во дворце цветисто-озаренном
Российская господская семья
Дань отдает прекрасным, одаренным.

Добро иль худо будет впереди,
Стой, молодость, замри, не проходи!
Налита жизнь отрадой до краев,
Остановись на этом часе время!
Но солнце дело делает свое,
Призывам молодых сердец не внемля.

Царю неполных девятнадцать лет,
Но любит слушать матушкин совет.
То на невест посмотрит, то на мать,
Не сходит с пухлых нежных губ улыбка.
Глаза быстры, торопятся искать – 
Недопустима в выборе ошибка.

Рукой небрежно поправляет он
Накинутый на плечи балахон;
Встав, медленно обходит женский круг,
Впиваясь в лица острыми глазами
И при оцепеневшем зале вдруг
Царь тянет к Маше пухленькие длани.

«Вот эту! – мыслит. – Больше никого!
Она – отрада сердца моего».
Не бледнолицее дитя светлиц,
А свежесть и краса природы дикой.
Из тысяч претенденток на цариц
Избрал ее из всей Руси великой.

-Приветствовать красавицу я рад.
Она смущенно опустила взгляд.
Царь улыбнулся:
- Как тебя зовут?
- Мария Хлопова, - сказала, как пропела.
- Слыхал, слыхал! Выходит, что не врут…
Взял за руку, и девушка зардела.

Рука в руке. Идет – стройна, нежна,
От страха и волненья мысль темна.
Хоть душу обуяла кутерьма,
Кладет поклоны в стороны, волнуясь;
Все делает как-будто не сама,
Любезным жестам Миши повинуясь.

Царица-мать под царственным венцом
Взирает с озабоченным лицом.
Есть и начало и конец всему
Все во вселенной времени боится,
Нет от него спасенья ничему;
Поблекла красотою мать-царица.

Подводит юный царь девицу к ней
Для одобрения любви своей.
Царица изучающе глядит,
Хороший вкус сыночка уловила
И с трона встав, крест подняла с груди,
Сыновий выбор им благословила      
            ***   ***
О государстве много важных дум,
Но Машенька заполонила ум
И для царя не стало дел важней:
Под сердце странной болью полоснула.
Что он ни делал, думал лишь о ней,
Любовь другие чувства захлестнула.

И в каждой черточке ее лица
Он видел идеального творца.
Все у нее какие-то дела,
В движении с утра до поздней ночи;
Уступчива, послушна и мила
А рассмеши – зальется, как  звоночек.

Взглянув на Машу, царь торжествовал:
Такую прелесть раньше не знавал!
Прошли все девятнадцать без страстей,
Он счастья не изведывал доныне;
Встречая многочисленных гостей,
Знал девушек, но – ни одной в помине.

Влюбленный царь не остужал задор,
Привел свою избранницу в собор,
Пред ликом Богородицы предстал,
Ей кланялись с Марией в ноги низко;
Молитву нареченья прочитал
Речитативом сам архиепископ:

«Отныне, Господу благодаря,
Марию чту невестою царя;
Княгиней нарекается она
И новым именем – Анастасией;
Сиречь, благочестивая княжна
Вовеки будет славиться Россией».

Жить стала не у Хлоповых она – 
В Кремле палата ей отведена.
Евангелья читала и псалтырь,
Знакомилась с дворцами. Мать-царица
В Троице-Сергиевский  монастырь
За жизнь невестки ездила молиться.

Черкасский оказался на юру
И Хлоповы возвысились в миру,
Царевне люди целовали крест,
Во всех епархиях молили Бога
За здравие ярчайшей из невест,
Любимицей кремлевского чертога.

Но был на это взглядом не таков
Завистливый боярин Салтыков;
Влияньем новым отодвинут в тень,
«Любить семейство Хлоповых не почал»,
В миру, в Боярской Думе каждый день
Бесплодье государыне пророчил.

Анастасии вскоре, как на зло,
С расстройством живота не повезло:
Четыре дня томило тошнотой,
Температура все суставы гнула;
Крестом лечили и святой водой,
Да камнем – бирюзой болезнь минула.

Спустя неделю у царевны – боль:
Дня на два возвратилась хворь.
Помимо воли слабого царя
Вопрос выносят в «думское сиденье»
И экстренно, не тратя время зря,
В нем Салтыков свое поведал мненье:

- Болезнь царевны очень велика,
Леченье не придумано пока.
Ей долгого не чаять живота,
А государю не видать приплода;
На Угличе такая маята
Была с одной – скончалась за полгода.

Василий Хлопов раздраженно встал
И в возбужденной Думе утверждал:
- Беда минула. Слушать ни к чему.
Болезнь произошла от «сладких ядей»
А Салтыков:
- Не верьте ничему
Из утверждений, высказанных дядей.

Не унимался долго страстный спор,
Но вынесен «сиденьем» приговор,
Царевны участь Думой решена,
В ее постановленьи говорится:
«В чадодеяньи дева не прочна
И в радость государю не годится».

Мощны в Москве бояре, против них
Бессилен властью государь – жених,
Не стукнул скипетром державным он,
Не смог оспорить «думского сиденья»
И вот расплата: с милой разлучен – 
Отправлена в Тобольск на поселенье.

Рыдай душа и сердце кровью рви – 
Не выстрадать растерзанной любви.
И кто б царю других не предлагал,
Бросая гневный взгляд в ответ на это,
Он видеть не желая, отвергал.
… В душевных муках проходили лета.
            ***   ***
Из шляхского плена, наконец,
Вернулся Филарет – царя отец
И, патриархом став – главой церквей,
В руках державных власть сосредоточил,
Решил за козни наказать князей,
Кто царскую невесту опорочил.

В Боярской думе бьются страсти вновь,
Вопрос важнейший – царская любовь.
И осуждает «мудрая» сама
Решения «сидений» за «огрехи»
И тех, кто делал, «совесть не има»,
Женитьбе государственной помехи.

Князья-канальи разоблачены,
Препятствия женитьбе сметены.
Семь жутких лет мучительной борьбы!
И, наконец, закончилось страданье.
Царь Михаил – к отцу свои мольбы:
- Давай ускорим, батюшка, венчанье.

В пылу страстей разгневан Филарет:
- В Москве для Салтыковых места нет,
Лишу их вотчин, выгоню отсель,
Чтоб не воняло духом их в столице;
Аминь потороплю интриге сей,
Чтоб мог ты без помех скорей жениться.

Рассеян над любовью царский мрак,
Осталось освятить законом брак.
Откуда ждать подвох, не ведал царь;
Доброжеланий признаки обманны;
Как ржавчина под краской гложет сталь,
Так и любовь цареву – интриганы.

Царица с Салтычихою – сродни,
Кузина - в плач, когда они одни:
- Девчонка нашу дружбу извела,
Беда, как много чести для дворянок!
Хотя бы рода знатного была,
А то – из деревенских голодранок…

За каплей – капля, за словцом – словцо,
И мнение царицы налицо:
- От Хлоповой Марии, сын, остынь;
Молва о нас недобрая по свету;
Немедленно уеду в монастырь,
Ежели воспротивишься совету.

Последняя не выдержала нить:
Сын матери не мог не уступить.
Нарушил слово царское свое,
Предательством любимую унизил
И большее, что сделал для нее –
Из ссылки в Нижний Новгород приблизил.
            ***   ***
Телегой жизнь скрипит и не спешит
В лесной малмыжской девственной глуши.
По имени владетеля сельцом
Калинино «Ивановским» прозвали,
Да вот уехал барин и – с концом
Усадьба безоглядная – в развале.

Однажды, ранний бороздя снежок,
К малмыжской церкви подкатил возок.
Выходит из него, спустя вуаль,
Девица привлекательного стана
И «Книжку поминанья» - на алтарь,
Молясь за Евдокию и Ивана.

Был Горихвостов крайне возбужден,
К приезжей подошел с сомненьем он,
Изрек негромко:
- Здраво буди!
Узнал, я чаю – Хлопова Мария?
- Нет, воевода, это - позади,
Царевна все же я - Анастасия.
- А где отец?
- В земле его следы:
Год, как почил, не перенес беды.
- А как женитьба с батюшкой царем?
- Слаб волей перед матушкой-царицей;
Измены тяжкий грех лежит на нем,
На нелюбимой вынужден жениться.

Что про изменников не говори,
Любимым изменяли и цари.
Любовь блеснула и … не удалась,
Округа сострадательно журила:
«Голубушка высоко вознеслась,
Да ненароком крылышки спалила».

Жалели Машу жители села:
- От ястребов любовь не сберегла!
Нечаянно коварства жертвой став, 
Быть искренней в любви не перестала,
Но чувства понапрасну измотав,
В изгнаньях красотою увядала.


Примечания

  1. См. также источник: Указ о ссылке князя ИБ Черкасского в Малмыж
  2. См. также источник: Грамота царя Бориса Фёдоровича в Малмыж Василию Хлопову 1602 г
  3. Мария Ивановна Хлопова, невеста царя Михаила Федоровича // Нижегородские губернские ведомости. Часть неофиц. — 1845. — № 7 (17 февр.). — С. 87–89. — Подпись: П. Мельников. — http://www.nounb.sci-nnov.ru/fulltext/periodic/pn1701142.pdf
  4. Источники, использованные Мельниковым-Печерским, перечислены в сноске: "(*) См. Собрание Государственных Грамот и Договоров том III, Акты, собранные Археографическою Экспедициею том III и Акты Исторические том III."
  5. Соловьёв С.М. История России с древнейших времен. М., 1990. Т. 9. С.119-122, 261. - http://militera.lib.ru/common/solovyev1/09_03.html
  6. Мятлев Н.В. К родословию Нагих // ИРГО. СПб., 1911. Вып. 4. Отд. 1. С. 79, 80. - http://elib.shpl.ru/ru/nodes/18028-vyp-4-1911#mode/inspect/page/85/zoom/6
    Публикация была осуществлена по родословной книге князя С.В. Ромодановского 1678 г., относящейся к редакции родословных книг в 81 главу (ГИМ ОР. Собр. Уварова. № 570).
    Помимо того родословие Хлоповых содержат ещё пять списков родословных книг этой же редакции, а также два родословца, относящихся к другим редакциям родословных книг (см.: Бычкова М. Е. Родословные книги XVI-XVII вв. как исторический источник. М., 1975. С. 185, 187, 191).
  7. Из Википедии: Хлоповы.
  8. Из Википедии: Желябужские.

Источники

  • Александров, В. Машенька – царевна Анастасия / В. Александров // Сельская правда. -1990. - № 94 (7 августа); № 95 (9 августа); № 96 (11 августа); № 97 (14 августа); № 98 (16 августа); № 99 (18 августа); № 104 (30 августа); № 105 (1 сентября).
  • Налимов, Н. Царская любовь / Н. Налимов // Сельская правда. - 1996. - № 85(16 июля); № 86(18 июля); № 88(23 июля); № 90 (27 июля).
  • О царской невесте: легенды / сост. И.И. Шорохова. – Малмыж : МКУК Малмыжская ЦБС, центральная библиотека, 2014. – 43 с.